Дорога Славы (сборник)
Шрифт:
Но у меня все еще длился медовый месяц. Да и уж во всяком случае, если бы стал принимать все предложения, я бы давно качался от ветра. Но слушать их, как только я перестал съеживаться от прямоты типа “Газировки или пива?”, мне нравилось. Когда упрашивают, у любого поднимается настроение.
В тот вечер, раздеваясь, я спросил:
— Ну как, повеселилась, красавица?
Стар зевнула и расплылась в улыбке:
— Да уж конечно. Так же как и ты, Игл-Скаут великовозрастный. Чего это ты ту кошечку домой не привел?
— Какую кошечку?
— Сам знаешь, какую. Ту, которую ты учил фехтовать.
—
— Нет, нет, милый. Тебе бы надо послать за ней. Я слышала, как она назвала свою профессию, и должна сказать, что существует тесная связь между хорошей готовкой и хорошей…
— Ты слишком много разговариваешь, женщина!
Она переключилась с английского на невианский.
— Слушаюсь, милорд муж. Ни звука не пророню я, коего не сорвется непрошенно с истосковавшихся по любви губ.
— Миледи жена моя любимая… дух изначальный Вод Поющих…
От невианского больше толку, чем от той тарабарщины, на которой говорят в Центре.
Приятное местечко — Центр; и жизнь у супруга Мудрости безбедная. После первого нашего посещения рыбацкой хижины Стар я как-то заикнулся, как приятно было бы однажды вернуться и пощипать форель на том самом симпатичном месте, у Врат, которыми мы попали в Невию.
— Эх, было бы оно на Центре.
— Будет.
— Стар, ты хочешь перевести его? Я знаю, что некоторые коммерческие Врата могут транспортировать солидный вес, но даже в этом случае…
— Нет, нет. Но ничуть не хуже. Дай-ка подумать. Понадобится примерно с день, чтобы его измерить, снять на стерео, взять пробы воздуха и так далее. Тип течения и всякое такое. А пока… За этой стеной нет ничего особенного, только электростанция и прочее. Скажем, дверь вот сюда, а место, где мы готовили рыбу, ярдах в ста отсюда. Будет закончено за неделю, или у нас появится новый архитектор. Подходит?
— Стар, ты такого не сделаешь.
— Почему же нет, милый?
— Перекраивать весь дом, чтобы у меня был ручей с форелью? Фантастика!
— Мне так не кажется.
— Тем не менее это так. Да и вообще, родная, вся соль не в том, чтобы перетащить тот ручей сюда, а отправиться ТУДА, в отпуск.
Она вздохнула.
— Как бы мне хотелось уйти в отпуск.
— Ты сегодня прошла отпечатывание. У тебя голос изменился.
— Это пройдет, Оскар.
— Стар, ты слишком быстро их принимаешь. Ты изматываешь себя.
— Возможно. Но как ты знаешь, судить об этом должна я сама.
— Как я знаю! Ты можешь судить все сущее, черт бы его побрал, как ты и делаешь, и это я знаю, а Я, твой муж, должен рассудить, когда ты работаешь сверх меры, и прекратить это.
— Милый, милый!
Такие случаи происходили слишком часто.
Я не ревновал ее. Этот призрак моего дикарского прошлого успокоился на Невии, меня он больше не преследовал.
Да и Центр не такое место, где этот призрак может запросто разгуливать. На Центре столько же брачных обычаев, сколько и культур — тысячи. Они аннулируют друг друга. Некоторые тамошние гуманоиды моногамны по природе, вроде, как говорят, лебедей. Так что в список “добродетелей” верность не входит. Подобно тому, как мужество — это храбрость перед лицом страха, так и добродетель — это порядочное поведение перед лицом искушения. Если нет искушения, не может быть и добродетели. Однако опасности эти несгибаемые
Но возможности похвалиться “добродетелями” у меня были. Меня так и тянуло к той кошечке с осиной талией — а я еще узнал, что она принадлежит к такой культуре, в которой женщина не может выйти замуж, пока не докажет, что способна забеременеть, как в районах Южных Морей и в некоторых местах в Европе; никаких запретов своего племени она не нарушала. Еще больше меня соблазняла другая девочка, милашка с прелестной фигуркой, восхитительным чувством юмора и одна из лучших танцовщиц любой Вселенной. Она не кричала об этом на перекрестках; просто дала мне понять, что не слишком занята и вовсе не равнодушна, искусно используя окольные пути тамошнего жаргона.
Это произвело освежающее впечатление. В точности “как в Америке”. Я-таки поинтересовался в других местах обычаями ее племени и выяснил, что, строго относясь к браку, они смотрят снисходительно на все остальное. В качестве зятя я был бы абсолютно непригоден, но, хоть дверь и была заперта, окно было открыто.
Короче, я трусил. Я устроил раскопки в собственной душе и установил наличие не менее нездорового любопытства, чем у любой особи женского пола, которая обращалась ко мне с предложением просто потому, что я был супругом Стар. Милая малютка Жай-и-ван была одной из тех, кто не носил одежды. Она выращивала ее прямо на месте; от кончика носа до крошечных пальчиков на ногах она была покрыта мягким, гладким серым мехом, удивительно похожим на мех шиншиллы. Блеск!
У меня не хватало духу. Слишком уж симпатичной была она девочкой.
Однако в существовании этого соблазна я признался Стар. Она тонко намекнула, что у меня, должно быть, меж ушами мускулы. Жай-и-ван являлась выдающейся артисткой даже среди собственного народа, который почитался как наиболее талантливый поклонник Эроса.
Грустить я не перестал. Баловаться с такой симпатичной девочкой стоило только по любви, хотя бы отчасти, а любви-то и не было, лишь прекрасный этот мех… Да еще я опасался, что баловство с Жай-и-ван может превратиться в любовь, а она не сможет выйти за меня замуж, даже если Стар меня отпустит.
Или не отпустит — на Центре запрещена полигамия. В некоторых тамошних религиях есть постановления за или против того и другого, но религий в этой мешанине культур бессчетное множество, так что они взаимно уничтожаются по типу противодействующих обычаев. Культорологи провозглашают “закон” религиозной свободы, который, по их мнению, неуместен. Свобода вероисповедания в любой культуре обратно пропорциональна силе главенствующей религии. Это считается одним из образов общей инвариантности, а именно, что любые свободы произрастают из столкновений в культуре, ибо не уравновешиваемый своей противоположностью обычай становится принудительным и всегда рассматривается как “закон природы”.