Дорога Славы (сборник)
Шрифт:
— Стар, когда я увидел тебя впервые, то дал тебе восемнадцать. Ты повернулась другой стороной, и я немного накинул. Сейчас, глядя в упор и без всяких скидок — не больше двадцати пяти. И это только потому, что у тебя зрелые черты лица. Когда ты смеешься, больше двадцати тебе не дать; когда подлизываешься, или чем-то поражена, или восторгаешься вдруг щенком, или котенком, или еще чем, тебе где-то около двенадцати. Я имею в виду выше подбородка; ниже подбородка младше восемнадцати тебе не прикинуться.
— Да, и для восемнадцати изрядно полногрудой, — добавила она. — Двадцать пять земных лет — по земным стандартам роста — это именно та цель,
— Или сюрприз, который он может преподнести женщинам помоложе, — предположил я.
— С Руфо ни в чем нельзя быть уверенным. Любимый мой, я еще не кончила свой рассказ. Частично это умение научить тело излечивать самое себя. Вот здешние твои уроки языка — не было ни одного из них, чтобы гипнотерапевт не ловил случая дать твоему телу урок через спящий твой мозг, после собственно урока языка. Часть видимого возраста — это косметическая терапия (Руфо не обязательно быть лысым), но большая часть контролируется мозгом. Когда ты решишь, какой возраст тебе подходит, его можно начать отпечатывать.
— Я об этом подумаю. Не хочется мне выглядеть намного старше тебя.
Стар была восхищена.
— Спасибо, дорогой! Ты видишь, какой я была эгоисткой.
— Как это? Я что-то не заметил.
Она положила свою руку на мою.
— Мне не хотелось, чтобы ты состарился и умер! Пока я остаюсь молодой.
Я захлопал на нее глазами.
— Слушайте, миледи, ну и эгоистично же это с вашей стороны, верно? Но ведь ты могла покрыть меня лаком и хранить в спальне, как твоя тетушка.
Она сделала гримаску.
— Противный. Она их не лакировала.
— Стар, я что-то не видал здесь ни одного их этих трупов-сувениров.
Она удивилась.
— Да ведь это на той планете, где я родилась. В этой же Вселенной, но у другой звезды. Разве я тебе не говорила?
— Стар, милая моя, ты, как правило, ничего не говоришь.
— Прости меня. Оскар, мне не хочется ошарашивать тебя сюрпризами. Спрашивай меня. Нынче ночью. Все что хочешь.
Я прикинул в уме. Интересно мне было насчет одной вещи, точнее отсутствия кое-чего. Но может, у женщин ее расового типа другой ритм? Но меня останавливал тот факт, что я женат на бабушке. Да и сколько ей лет?
— Стар, ты не беременна?
— Да что ты, нет, дорогой. Ой! Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы у нас были дети?
Я заспотыкался, пытаясь объяснить, что не уверен в том, что это возможно. Вдруг она и была беременна. Стар забеспокоилась.
— Я, наверное, снова тебя огорчу. Лучше мне рассказать все сразу. Оскар, я была воспитана для жизни в роскоши не больше, чем ты. Приятное детство, семья моя жила на ранчо. Я рано вышла замуж и была простым учителем математики, увлекаясь на досуге предположительной и вариантной геометриями. Я хочу сказать, магией. Трое детей. Мы неплохо ладили с мужем… пока меня не выбрали. Я была не отобрана,
— Ах, вот как? Ты не против, если я разыщу его и переломаю ему руки?
— Лапушка ты моя! Это было много лет назад и очень далеко отсюда; он давно уже мертв. Это не имеет никакого значения.
— Ну, как бы то ни было, он мертв. А твои трое детей — один из них отец Руфо? Или мать?
— О, нет! Это было потом.
— Ну так?
Стар сделала глубокий вдох.
— Оскар, у меня около пятидесяти детей.
Это стало последней каплей. Слишком много потрясений, и это, видно, отразилось на моем лице, ибо лицо Стар выразило глубокую озабоченность. Она заторопилась с объяснением.
Когда ее выбрали в наследники, то произвели в ней кое-какие изменения, хирургические, биохимические и эндокринные. Ничего серьезного вроде удаления яичников не делали, и цели другие, да и методы потоньше, чем наши. Однако в результате около двухсот крошечных частиц Стар — яйцеклеток в живущем и латентном состоянии — были помещены на хранение при почти абсолютном нуле.
Около пятидесяти было приведено в действие, в основном императорами давно уже мертвыми, но “живущими” в хранимом своем семени — генетические рисковые ставки на получение одного или больше будущих императоров. Стар их не вынашивала; время наследника слишком драгоценно. Большинство из них она никогда не видела; отец Руфо был исключением. Она не говорила, но мне кажется, Стар нравилось, когда рядом ребенок, чтобы ласкать и играть с ним, пока трудные первые годы ее правления и Поход за Яйцом не отобрали у нее все свободное время.
У изменений этих была двойная цель: получить от одной матери несколько сот детей звездной магии и высвободить мать. С помощью каких-то ухищрений эндокринного контроля Стар оставалась нетронутой ритмом Евы, но во всех отношениях молодой — ни таблеток, ни гормонных инъекций; это было навсегда. Она была просто здоровой женщиной, у которой не бывало “плохих дней”. Сделано это было не для ее удобства, а для гарантии, что ее суждения в качестве Великого Судьи не окажутся подорванными ее гландами.
— Это только разумно, — серьезно сказала она. — Я помню, что бывали дни, когда я без всякой причины могла голову оторвать самому близкому человеку, а потом удариться в рев. Во время такой бури невозможно рассуждать хладнокровно.
— Э-э-э, а это повлияло на твои склонности? Я имею в виду твое желание к…
Она от души рассмеялась.
— А как ТЫ считаешь?
Она серьезно добавила:
— ЕДИНСТВЕННЫМ, что серьезно влияет на мое либидо — я имею в виду, ухудшает его, — является… (является? Крайне странная структура у английского) является-являются эти разнесчастные отпечатки. Иной раз выше, иной ниже — да ты помнишь некую даму, чьего имени мы поминать не будем, которая так людоедски повлияла на меня, что я не осмеливалась близко подойти к тебе, пока не изгнала из себя черную ее душу! Светская отпечатка влияет также и на мои суждения, поэтому я никогда не слушаю дел до тех пор, пока не переварю самую последнюю. Ох, и рада же я буду, когда они кончатся!