Дорога в Алатырь
Шрифт:
– Вот так артист! Ну и пострел, угодил… – смеется дед, утирая ладонью проступившие на глазах слезы. Редко можно увидеть деда таким веселым, потому бабушке с внуком вдвойне весело и радостно.
– Чему научил, сраму-то, – больше для порядка смущается бабушка.
– Из песни слов не выкинешь, – одобрил Матвеич.
– Что грешно, то и смешно, – улыбается Настенька, одаривая Ваньку конфеткой, – ублажил стариков.
Ванька схватил гостинец и мигом очутился у деда на коленях; оглядев стол, схватился за рюмку
– Дед, дай курнуть.
– Не балуй. Вот усы вырастут, тогда другое дело, – дед ссадил чересчур расшалившегося внука с колен, и в это время за окнами замаячили мальчишки: «Ванька, выходи на улицу!».
– Пусть гуляет, – разрешил дед, и Ванька побежал одеваться…
Глава вторая
Иван Николаевич с внуком в Алатырской Крестовоздвиженской церкви, среди прихожан. Идет служба, и Ванька с любопытством озирается, слушает, впервые оказавшись в храме, с удивлением смотрит на серьезное торжественное лицо деда. Со стен на Ваньку строго взирают сумрачные лики святых, и ему становится не по себе.
Он наблюдает, как дед ставит свечку под образа, крестится, шепчет…
Иван Николаевич вспомнил про внука и, наклонившись к нему, сказал:
– Ты у нас тоже крещеный, Ваня. Перекрестись, как я учил тебя.
Внук не стал возражать и перекрестился, поклонившись образу Христа. На душе у него сразу стало легко и радостно, лицо просветлело.
Иван Николаевич удовлетворенно смотрел на своего смирного внука, стоящего рядом, и вспомнил вдруг, как когда-то давным-давно он вот так же стоял рядом со своей бабушкой в этой же церкви…
«Бабушка истово молилась перед иконой Божьей Матери, громко шепча молитвы, а Ванька чувствовал себя как дома в церкви, поскольку бабушка часто брала его с собой, невзирая на недовольство деда.
Поставив свечку под образа, она повела внука к алтарю для причастия.
Ванька стоял в очереди среди старушек и с любопытством рассматривал, как священник причащает подходивших к нему прихожан.
Настала их очередь с бабушкой. Вот она вкусила из рук священника часть плоти и крови сына божьего и подтолкнула вперед себя внука.
Проглотив ложку причастия, Ванька с удивлением почувствовал, что это тот самый кагор, который он пил на празднике еще в родительском доме, но тогда он стал пьяным, и ему было плохо после, а сейчас так вкусно, что он не выдержал и громко сказал бабушке:
– Бабуль, скажи батюшке, чтобы он дал мне еще одну ложку причастия.
– Тихо, ты што это надумал, негодник, – заругалась на него бабушка, смущенно оглядываясь по сторонам, но священник лишь улыбнулся и одобрительно погладил Ваньку по голове, вручив ему еще одну просвирку в награду за смелость.
Не получив желаемого, разочарованный Ванька
Под перезвон колоколов Иван Николаевич с внуком выходят из церкви, идут по улице, и вдруг Ванька увидел синицу на кустах возле забора:
– Дед, смотри, синичка!
– Верно, Ванюха, она самая, – Иван Николаевич с внуком смотрят, как синица вспорхнула с ветки и приземлилась почти рядом с ними.
Иван Николаевич присаживается на корточки, шепчет:
– Ах ты, пичужка, родная моя синичка-сестричка…
Откинув головку набок, синица настороженно поглядела на него и, едва он шевельнулся, снова перелетела на куст, к своей стайке. Что может быть прекраснее стайки синиц? Может быть, стайка снегирей, хотя, вряд ли.
Поцвикав и повертев головками, синицы улетели…
Весенние радости
Прилипнув носом к стеклу, Ванька заворожено следил, как за окном у завалинки прыгала синичка: откинув головку набок, она настороженно поглядела на него и, едва он шевельнулся, улетела.
– Дед скоро с работы придет? – заныл Ванька с досады.
Только бабушка успела посмотреть на ходики, как громко стукнула сенная дверь и, громыхая сапожищами, на пороге появился дед.
– Примерь, – и он поставил возле внука новые кирзовые сапоги.
Глядя, как внук восторженно натягивает сапоги и нарочно громко топает, подражая ему, дед посмеивается, усаживаясь перекурить.
– Опять табачище достал, – недовольно ворчит бабушка. Дед не обращает внимания на это и, подняв палец, заставляет всех прислушаться:
– Глянь на улицу, мать, послушай.
Бабушка подходит к окну и, вслушиваясь, мелко крестится:
– Неужто лед тронулся? Слава те хосподи, дожили. Пост великий прошел, пасха на носу.
– Теперь веселее будет, – трескуче кашляет дед, окутанный клубами дыма. Пошарив по карманам, протягивает бабушке пачку купюр.
– Никак облигации, – удивилась она, – опять вместо зарплаты?
– Половина деньгами, – успокоил дед.
– На кой черт такая работа нужна, прости хосподи. Проживем и так.
– На нашу-то пенсию, да и не могу я без работы.
– Облигации на деньги поменять можно, – успокоил их всезнающий внук, форся по кухне в новых сапогах. – На улицу пустишь, бабань?
– Обменяют лет через двадцать, – скептически хмыкнул дед, – когда нас не будет. Вот ты, Ванюшка, и получишь. Пригодятся.
– Чево попусту лясы точить, – смирилась бабушка, – за стол садитесь, обедать пора…
В сенях под верстаком жалобно хрюкал подросший поросенок.
– Замерз, Борьк? – Ванька присел у закутка на корточки.