Дорога в бесконечность
Шрифт:
Талисман оставался черен и недвижим, он не отвергал дар жреца, но и не соглашался его принять. Казалось, будущее не заботило этот камень, проживший многие сотни, а, может быть, и тысячи лет. Однако не потому, что за века он устал и уже готов был вернуться в сладостное забытье небытия, дарованное ему от сотворения мира. В какой-то миг жрецу показалось, что от камня повеяло покоем, словно он, непостижимым образом видевший будущее, был уверен, что беда обойдет его город стороной, лишь напомнив о себе в страшном кошмаре, но не коснувшись стен холодными белыми пальцами.
Жрец
– Спасибо.
В тронном зале его ждала небольшая группка горожан, которым высокое положение позволяло входить в храм. Они не смели ни о чем спрашивать жреца, боясь услышать в ответ то, что убило бы последние надежды. Но все, что так мучило,так волновало, отражалось в их глазах, легло тенями на осунувшиеся,посеревшие лица.
– Мы должны надеяться, - тихо молвил служитель.
– Еще не все потеряно.
Город и окрестности продолжали жить по-прежнему, заставляя себя не задумываться о будущем, а лишь наслаждаться каждым мигом жизни.
Догорал ало красный закат, превративший облака, плывущие по многоцветному небу в чудесные остров ярких всполохов. В домах зажгли лампы и хищное шипение огня смешалось с робким, настороженным разговором деревьев за окном.
Близился первый час ночи, время, когда открывались врата в ледяной мир смерти, и люди, особенно в последнее время, все чаще и чаще проводили его в самой светлой комнате за заклинаниями и молитвами, веря, что призраки и беды запутаются в паутине рифм. И чем слабее горел магический огонь талисмана, чем темнее становилась ночь, тем громче звучали слова молитв... "
– Знаешь, - губы девушки дрогнули, когда их коснулась своим крылом печальная улыбка, - мне в какой-то миг показалось, что этот город действительно существует. И мне стало его так жаль! Лишиться Хранителя...
– она покачала головой, вздохнула: - Вот кому действительно плохо. И все равно, даже в отчаянии остается надежда на чудо. А я... Дура и эгоистка. У меня есть все, о чем можно только мечтать. Я просто не знаю, что делать со своим счастьем, - она всхлипнула, чувствуя, что слезы, набежавшие на глаза, готовы пролиться на белые покрова щек, потерла нос, заставляя себя успокоиться и, с наигранной веселостью, спросила: - Ну, и что было дальше? В город пришли три сказочных зверя, загадали три загадки и наделили того из горожан, который отгадал их, магическим даром?
– Это не сказка, малыш.
– Да... Вот только...
– вздохнув, Айя качнула головой.
– Если это жизнь... Откуда им ждать помощи? Во что верить? Что за оставшиеся дни родиться ребенок, которому будет дарована сила? Или что, придет караван, в котором...
– и тут в ее глазах зажглось подозрение.
– Ты хочешь сказать, что мы...
– она ждала от него ответа, зная, что он вот-вот прозвучит, уже предчувствуя, каким он будет.
Но в последний миг...
– Шамаш, я хотел еще спросить...
– над головой как гром среди ясного неба прозвучал голос хозяина каравана, вынырнувшего из-за повозки так внезапно, что Мати успела лишь испуганно пискнуть, вздрогнув всем телом. Внутри, под телесной оболочкой ее стихийная
Что же до бога солнца, то он поднял взгляд на остановившегося в нескольких шагах хозяина каравана, словно спрашивая, что заставило его вернуться.
Но Атен был не в силах выговорить и слова. Когда он увидел дочь, сидевшую, прижавшись к богу солнца, словно невеста к жениху, он, не договорив фразы до конца, так и застыл на месте с открытым ртом и вытаращенными глазами.
– Что-то случилось?
– спустя несколько долгих мгновений немой тишины, спросил караванщика повелитель небес.
– Н-нет, н-ничего, - неуверенно пробормотал тот, а затем, пронзив дочь строгим, даже сердитым взглядом, бросил ей: - Возвращайся в свою повозку!
– Папа, я...
– в отчаянии и страхе залепетала та.
– Иди, я сказал!
– прикрикнул на нее караванщик, заставив девушку задрожать еще сильнее. Ее глаза наполнились слезами.
"Айя..." - Шамаш перевел взгляд на богиню снегов.
"Но что я такого сделала!" - в ее душе все кричало.
"Ничего. Все в порядке, - на мгновение он сильнее прижал ее к себе, а потом быстро убрал руку.
– Пора узнать, что происходит", - он медленно слез с повозки, сделал шаг по направлению к хозяину каравана, и замер между ним и его дочерью, словно заслоняя Мати собой от того, в ком в этот миг видел для нее угрозу.
– Торговец, что случилось?
– Прости меня, Шамаш, я не должен был допускать... Но...
– безвольно опустив руки, он в отчаянии замотал головой: - Что я мог сделать, когда... Нет, я все понимаю. Это невозможно... Это было выше моих сил...
– Атен обрывал фразы на середине, не решаясь ни одну из них довести до конца. Его взгляд, обращенный на бога солнца, молил понять все без слов.
Шамаш вздохнул, с сожалением взглянул на караванщика, затем бросил быстрый взгляд через плечо на сжавшуюся в насмерть перепуганный комочек девушку.
– Я собирался выбрать для этого разговора более спокойное время. Однако, видимо, будет лучше не откладывать его на потом. Атсинен, я прошу у тебя руки Альматейи.
За его спиной вскрикнула Мати, которая была поражена ничуть не меньше, чем обрадована, а уж рада она была... Нет, сказать просто "рада", значило ничего не сказать. Она была счастлива! У нее даже не было слов, чтобы передать свои чувства.
"Ой!" - и, все же, вдруг смутившись, она залилась краской. Конечно, Айя была целую вечность замужем за Утом. Но Ут - не Шамаш. А она - не только Айя. Для нее все было впервые.
– Шамаш...
– и только Атен был в отчаянии. Он не мог сказать "нет" повелителю небес, это было просто невозможно, но...
– Все, чего я хочу, это чуть-чуть счастья для моей малышки...!
– Но папа, я счастлива!
– не выдержав, закричала Мати. Она уже не сидела в повозке, но стояла в снегу, такая одухотворенная, прекрасная...
– Да, дочка, да, - он сорвался с места, бросился к ней, прижал к груди и замер, боясь, что если отпустит хотя бы на мгновение, потеряет навсегда: - Я понимаю! Но... Но, дочка, Он ведь повелитель небес, и...