Дорога в горы
Шрифт:
— Беженцы… Кто же иначе.
Вскоре из-за кустов показался низкорослый парень, за ним мальчик-подросток и собака. Выйдя на поляну и увидев костер, они остановились. Донцов шагнул к ним и вдруг закричал полным радости голосом:
— Сергей Иванович! Вано! Да вы гляньте!..
От неожиданности Головеня едва не выронил палку из рук:
— Наташа!..
И девушка тоже узнала друзей и бросилась к ним, протягивая руки.
Как не похожа была она сейчас на прежнюю себя в этом лыжном костюме! Только челочка на лбу осталась, а так — парень,
Несколько фраз оказалось достаточно, чтобы объяснить, почему она тут, в лесу.
— А што они там делають! — говорила Наталка. — Страх подумать. Дом спалили, все разграбили…
— Лысуху зарезали, — вставил мальчик.
Лейтенант только теперь заметил немецкий пистолет, висящий на ремне у девушки.
— Вот как? — удивился он. — И вы тоже?
— Фашисты всему научат, — вдруг став очень серьезной, ответила она. — Доведется стрелять — не промахнусь.
— Людей жалко, — сказал Донцов и, меняя тему разговора, повернулся к мальчику: — Тебя как звать, герой?
— Егором, — ответил тот.
— Ну вот, Егорка, зараз чайку попьем… Да ты садись! Чаек с ягодами — это, брат, ого! А ягод тут — пруд пруди! Батько на войне?
— Батьку убили…
— Да-а-а, — протянул солдат. — Что поделаешь, на то и война… Но ты не горюй, Егорка! Мы еще вернемся. Они нам за все заплатят!
— А у вас винтовка есть? — оживился мальчик.
Степан смущенно хмыкнул: не объяснять же, где осталась его винтовка.
— У меня, брат, гранаты, — и, как бы оправдываясь, показал на торчащие из карманов деревянные рукоятки. — Был бы солдат, а винтовка найдется.
— Уже чай кипит, а Петки нет, — забеспокоился Вано.
— Покричи его, — посоветовал Донцов. — Может, заплутался в чаще.
Пруидзе поднялся, отошел к речке, несколько раз позвал Зубова, но тот не откликнулся.
— Ничего, придет. Не маленький, — вернул его лейтенант.
Головене все еще не верилось, что здесь, с ними, Наташа. «Вот ведь как бывает, — думал он, — час назад вспоминал ее, беспокоился, а теперь она и сидит рядом, и говорит, и улыбается».
— Ой, да вы, верно, голодные! — спохватилась девушка. — Ну конечно голодные. Егорка, давай узел!
Она вынула из узла большую паляницу, порезала четвертинку сала:
— Вечеряйте, товарищи!
Друзья действительно были голодные, но не спешили приниматься за еду.
— Что же вы? — удивилась Наталка.
— Новичок наш запропастился, — озабоченно объяснил Донцов. — Не подождать ли?
— Да вы ешьте, ему оставим! — успокоила девушка и, положив ломоть хлеба и кусочек сала, отодвинула в сторону. — Придет и поест.
За речкой послышался наконец треск сучьев и показалась темная фигура солдата. Он подошел к костру и, увидев новые лица, поспешил сесть подальше от света.
— Ходишь-бродишь! — сердито глянул в его сторону Вано.
— Будь они прокляты твои ягоды! — послышалось в ответ. — Чуть не заблудился. Километров пять отмахал, пока выбрался на огонек.
Наталка вздрогнула, услыхав этот голос: неужели он, тот самый,
Над горами сгущалась ночь.
Все улеглись спать, только Донцов остался дежурить и мерно прохаживался в стороне. Лейтенанту не спалось. «Прошли километров двадцать, — думал он, — а до Сухуми двести. Продуктов нет. Что будет завтра, через три дня, через неделю? В горах безлюдье, вечные снега. Нет, надо решительно все продумать! А что, если остановиться? Ведь должны же здесь быть партизаны! В крайнем случае создадим свой отряд… Вот только рана… Но что рана? Война без ран не бывает…» Он уже пробовал ступать на раненую ногу — вроде ничего. День-два, пусть даже неделю — и полегчает. Вечером, перевязывая ногу, Головеня убедился, что пуля не задела кости: ему повезло. Если бы тогда, сразу, наложить жгут, наверное, уже ходил бы…
— Сергей Иванович, не спите? — зашептал подошедший Донцов.
— Нет. А что?
— На тропе вроде бы топот слышен.
Лейтенант поднялся, опираясь на палку:
— Идите. Если что — сигнал.
— Слушаюсь!
Встал и Пруидзе. Наталка тоже не спала. Серко насторожил уши. Шурша плащ-палаткой, заворочался Зубов. Один Егорка, умаявшись за день, по-детски сладко похрапывал на траве.
Зубов незаметно прислушивался к тому, что происходит вокруг. Его не встревожило появление девушки. Ну в чем она может обвинить его? Да и станет ли обвинять, не постесняется ли? Гораздо важнее то, что два часа назад он впервые радировал Хардеру. Радиограмму, наверное, уже получил штурмбанфюрер. Пусть знают: здесь путь свободен. Аппарат пришлось до утра оставить за речкой. Так безопаснее: уснешь, а этот чертов грузин надумает ревизию в мешке устроить…
Вернулся Донцов и доложил, что приближается группа солдат.
— Такие же, как и мы, — уверенно заявил он. — По разговору слышно.
Ждать пришлось недолго: на поляну один за другим стали выходить люди.
— Ложись, братцы! Привал! — послышался звонкий голос одного из них.
— Да тут, смотрите, занято…
— Не беда, места на всех хватит. Эй, у костра, пускайте на квартиру!
— Милости просим, — отозвался Головеня, — свои хоромы не запираем. Располагайтесь, как дома.
Некоторые солдаты сразу растянулись на траве, двое подсели к костру, начали свертывать цигарки.
— Откуда, друзья? — спросил Головеня.
— Известно откуда: от войны бежим! — невесело пошутил один из них.
Шутка задела лейтенанта, обидная была в ней правда. «В самом деле, — подумал он, — там идет война, а мы уходим подальше от нее. Если все уйдут, что будет?»
— Здравия желаю, товарищ лейтенант! Кажись, на переправе виделись?
Головеня обернулся и узнал курносого стрелка, с которым лежал в окопе за насыпью и вел огонь по фашистам.