Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути
Шрифт:
– Нет… А он, что тоже из современных? – уже не знал куда деться от своей полной некомпетентности в данном вопросе Федор.
– Нет, он творил в 20-х и начале 30-х годов. Он погиб в тюрьме в 1937 году 26 лет от роду. Как же все-таки мало живут русские поэты, причем самые талантливые. Пушкин – 37 лет, Лермонтов – 28, Есенин – 30, а Васильев и того меньше, – вдруг сокрушенно покачала головой Ольга Ивановна.
Федор мельком взглянул на часы, потом на машину. То, что в нее кроме детей подсел прапорщик, рождало определенные опасение, что по приезду он «заложит» Федора командиру дивизиона. Ведь вместо того, чтобы ехать на «точку», он непонятно о чем болтает с учительницей. То было объяснимо, если бы у него имелись дети школьного возраста, но у Федора сыну еще не исполнилось и года. Но его так заинтересовал разговор с Ольгой Ивановной, что он решил не отказывать себе в удовольствии продолжить его.
– А как вы считаете, те поэты, которых я назвал, если они не такие уж по-вашему хорошие, значит скоро они начнут сдавать свои позиции и будут забыты? – в вопросе явно звучал вызов.
– Я не провидица и могу высказать только свое мнение. Мне же кажется то, что вы сейчас сказали, вполне может произойти в обозримом будущем
– Не хотите ли вы сказать, что его песни останутся в памяти людей, несмотря на их явную не интеллигентность, грубое содержание и географические ошибки? Но тогда получается, что именно он, несмотря ни на что, настоящий народный поэт, такой же… ну как Есенин. Есенин ведь тоже далеко не интеллигентные стихи писал, а его не забудут никогда, – экспромтом сделал вывод Федор.
– Если быть до конца точным у Высоцкого меня лично больше коробят не географические, а смысловые ошибки. Например, в его песне, кажется она называется «Штрафные батальоны», есть такое выражение, горящие русские хаты. Не может быть русских хат, хаты могут быть украинские, белорусские, но только не русские. Русские бывают избы. Но, похоже, ему это все равно. Тот же Есенин никогда бы такой ошибки не допустил. И потому их нельзя равнять, это несовместимые поэтические категории. У Есенина был настоящий божий дар, на мой взгляд, таким дарованием у нас в этом веке не обладал никто, да и сейчас не обладают. Творчество Есенина взросло на русской народной почве, у него под ногами была такая твердь. У Высоцкого я таковой даже отдаленно не вижу, как и ни у кого из современных поэтов. Разве что у Рубцова, но даже он по одаренности до Есенина сильно не дотягивает. А песни Высоцкого, думаю, еще довольно долго будут популярны по другой причине, – Ольга Ивановна была вынуждена прерваться, так как с ней поздоровалась группа идущих из школы девочек-старшеклассниц, которые с интересом посмотрели на беседующего с их учительницей высокого молодого офицера. Едва они прошли, Ольга Ивановна продолжила. – Вы обращали когда-нибудь внимание на то, каким категориям людей нравятся песни Высоцкого, особенно наиболее грубые из них, где встречаются слова типа «детских грыбочков» и «послушай Зин». Лично меня эта вульгарность и его исполнительская манера, на нарочитом нервном надрыве неприятно бьет по ушам, я просто не могу такое слушать.
– Вы хотите сказать, что такие песни в основном любят работяги и всевозможный приблатненный элемент, – высказал напрашивающуюся догадку Федор.
– Не совсем так. Поклонниками подобного творчества может быть не только пролетариат, но и определенный слой интеллигенции, у которой налет этой самой интеллигентности очень-очень тонок. Понимаете, о чем я говорю?… О большей части интеллигентов в первом поколении. А у нас сейчас таковых очень много особенно среди инженерно-технических работников, да и среди школьных учителей их тоже абсолютное большинство. Так вот, основной контингент поклонников Высоцкого как раз и составляют кроме, конечно, пролетариата, такая вот интеллигенция, – подвела итог своим умозаключениям Ольга Ивановна.
– Не совсем вас понимаю, это что же все кто интеллигент в первом поколении, то есть не совсем интеллигентам, ну типа меня, все мы потенциальные поклонники Высоцкого? – в голосе Федора звучала обида.
– Да нет… Я же не назвала интеллигентов в первом поколении ненастоящими. Ломоносов тоже был интеллигентом в первом поколении, как и множество других выдающихся ученых и писателей. Интеллигентность не всегда передается по наследству, это прежде всего некое врожденное качество помноженное на образование. Потому и в первом поколении человек может быть интеллигентным во всем, а другие закончив ВУЗ и даже всевозможные аспирантуры, тем не менее, остаются людьми грубыми, самоуверенными. Мне кажется именно таким интеллигентам всегда будут нравится песни Высоцкого, они им близки и понятны, – пояснила свою позицию Ольга Ивановна.
– Тогда получается, что уже дети этих кого вы имели в виду, став интеллигентами во втором поколении и избавившись от недостатков предков… им уже песни Высоцкого не понравятся, и лет эдак через двадцать его сегодняшней популярности наверняка не будет, – чуть подумав высказал очередную догадку Федор, забыв про время и не обращая внимания на прапорщика, который стоял возле машины и смотрел на него, всячески давая понять, что пора бы уже ехать.
– И опять не совсем так, – покачала головой Ольга Ивановна. Ведь эта условно ее назовем новая интеллигенция, которая сейчас воспитывается на песнях Высоцкого, она еще учится в школах и институтах, а кто уже выучился, занимают пока что низшие руководящие должности. Но пройдет время, кто-то из этих поклонников дорастет до больших чинов в области культуры, политике. Будет к тому времени жив или нет Высоцкий, даже не имеет значения, потому что выросшие на его песнях будут еще долго его громко славить уже с высоты своих должностей. То, что его ненавидит нынешняя власть, вовсе не означает, что он будет столь же неугоден следующему поколению начальников. В чем вы правы, так это в том, что число его поклонников, конечно же, будет сокращаться со временем, но пока в среде нашей интеллигенции будет преобладать, если так можно сказать, ее люмпен-разновидность, его творчество будет очень широко востребовано. Ольга Ивановна, с легкой улыбкой снизу вверх смотрела на Федора, силящегося вникнуть в смысл ее рассуждений. – Вы, наверное, думаете, вывалила тут какой-то ворох зауми, а вам, наверное это совсем и не надо.
– Нет, почему же, мне это очень интересно, – поспешил заверить, что все осознает и понимает Федор, хотя на самом деле услышанное изрядно сбило его с толку.
– Извините, но мне пора. И еще, если то, что я вам сейчас сказала противоречит вашему мировоззрению, не берите в голову, забудьте… Всего хорошего, рада была познакомиться, – распрощалась учительница.
Когда Федор, в состоянии глубокой задумчивости, наконец, подошел к машине, прапорщик стал ему недовольно выговаривать:
– Чего ты там с этой училкой, так долго трепался? Она же совсем не в твоем вкусе. Ты же как Анька твоя баб любишь, чтобы корма
Федор не отреагировал на эту скабрезность. Он молча залез в кабину и дал команду водителю ехать на «точку»… С того дня, как и после того разговора со сторожихой, многое изменилось в его восприятии окружающей действительности. Окончательно изменилось и отношение к своему прежнему кумиру Владимиру Высоцкому, хотя внешне он продолжал оставаться его поклонником и с удовольствием слушал его песни.
Все эти «просмотренные» одна за одной серии воспоминаний совсем отбили сон. Ратников понял, что если он и дальше будет размышлять в том же направлении, то вообще не заснет. Надо было вспомнить что-то более приятное, простое, не требующее напряженных раздумий. И таковое довольно скоро проявилось в сознании, воспоминания куда более свежие. То случилось где-то уже в самом начале восьмидесятых летним днем. Ратников по службе поехал в управление полка и на центральной площади Серебрянска вдруг увидел чем-то знакомого ему человека. Этот лысый мужик прохаживался по площади и с пристальным любопытством посматривал по сторонам. Ратников заехал на площадь буквально на пять минут, чтобы захватить с собой на «точку» одного из полковых офицеров, проживающих там рядом. Он бы не вспомнил, что это за человек, если бы к нему время от времен не подходили люди, в основном женщины, и не просили автограф. И только тут до Ратникова, тогда еще майора, дошло, что это не кто иной, как Юрий Сенкевич, знаменитый путешественник и телеведущий популярной передачи ЦТ «Клуб кинопутешествий». Сенкевич, видимо, наслышанный о красотах Южного Алтая приехал снимать телефильм для своей передачи. Фильм он снял и показал в «Клубе кинопутешественников» где-то полгода спустя. Это воспоминание переключило Ратникова на мысли об уникальной природе места, где он жил последние двадцать лет своей жизни, успокоило и, наконец, он смог уснуть.
Часть вторая. Внучка атамана
1
Поселок Новая Бухтарма располагался на наиболее широкой полосе земли, что осталась от Долины после разлива водохранилища. Если старая, или Усть-Бухтарма была головной станицей, центром всего Бухтарминского края и волости, то Новая Бухтарма представляла столь часто встречающийся в советской действительности рядовой рабочий поселок. Ядро поселка образовали около двух десятков блочных жилых пятиэтажек с центральным отоплением и соответствующими удобствами и несколько двухэтажных сборно-щитовых, в которых размещались поссовет, милиция, клуб, отделение связи, дом быта, баня, неподалеку довольно большая кирпичная школа. В благоустроенных пятиэтажках, как правило, проживало цемзаводовское и поселковое начальство, некоторые учителя, инженерно-техническая интеллигенция и рабочие, которые многолетним усердным трудом и соответствующим поведением заслужили право на эти квартиры. В основном же, процентов семьдесят жителей поселка ютились в невзрачных квартирах в одноэтажных щитосборных домах и таких же бараках. Цементный завод находился в непосредственной близости от поселка, у самых гор. Его трубы дымили день и ночь, выбросы оседали в основном на поселок и вдоль водохранилища. Стеной нависающие над остатками Долины горы не давали тем выбросам распространяться в сторону. За двадцать лет существования завода ухудшилось не только состояние окружающего воздуха, но и пришла в почти полную негодность земля, пропитавшись цементной пылью. На этой, ставшей пепельно-серой почве, мало что вырастало. Лучше всех это знали владельцы дачных участков, которые завод выделял своим рабочим чуть ниже по течению на берегу водохранилища. Знало и руководство совхоза Бухтарминский. Потому его основные поля располагались не на побережье, а выше в горах. Владения совхоза простирались почти до самой воинской части, где начинались земли совхоза Коммунарский. Директором совхоза Бухтарминский являлся внук первого казаха-коммуниста Бухтарминского края Танабаева. Председателем тогда еще колхоза был и его отец, сын бывшего батрака Танабая, уверовавшего в советскую власть и возглавившего первый колхоз в Усть-Бухтарме. И вот теперь по наследству уже совхоз возглавил третий Танабаев. Совхозом «Коммунарский» руководил директор Землянский и руководил весьма успешно. «Коммунарский» являлся передовым хозяйством, Землянский не раз удостаивался всевозможных наград, имел ордена «Ленина», «Трудового красного знамени», «Знак почета». Конечно, земля в «Коммунарском» была лучше, чем в «Бухтарминском», но не настолько, насколько рознились показатели этих двух совхозов. По сути, между совхозами-соседями должно было быть обычное социалистическое соревнование. Но такового не было, и быть не могло. Тем не менее, вопрос о снятии с должности Танабаева, так же как в свое время и его предков не стоял никогда. Основной причиной было то, что в его лице торжествовала старая большевистская идея, взятая из слов пролетарского гимна: «кто был ничем, тот станет всем». Вот и поднимали Танабаевых на «щит», как одно из наглядных достижений советской власти. О нынешнем директоре тоже писали в газетах и книжках, с ним фотографировались писатели, космонавты, иностранные гости, восхищались биографией его семьи. Но, вот о том, что в его совхозе из года в год средняя урожайность не превышала 10–15 центнеров с гектара, а в соседнем Коммунарском была 20–25… про это не писали и не афишировали.
С утра 3-го декабря, едва Ольга Ивановна появилась в школе, её вызывал директор… С тех самых пор как Ольга Ивановна, до 1983 года носившая фамилию бывшего мужа, вдруг стала Решетниковой и уже не таясь объявила, что истинным местом ее рождения является не дальневосточный детдом, как значилось во всех анкетах, а китайский город Харбин, и что она вовсе не сирота от рождения… К столь неординарным поступкам Ольгу Ивановну подтолкнула целая череда обстоятельств, в основе которых лежали довольно безрадостные для нее события. Сначала она развелась с мужем, электротехником работавшем на цемзаводе, отказавшимся дальше жить в таком, по его мнению, гиблом месте. Впрочем, муж уехал к себе на родину в Барнаул еще в 1977 году. Годом позже окончил школу ее сын Сергей, поступил в Новосибирский электротехнический институт, окончил его, служил двухгодичником в армии в Красноярске и после окончания службы там же остался жить и работать. Получилась так, что она фактически уже второй раз за жизнь потеряла семью.