Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути
Шрифт:
После недолгих мысленных «лирических отступлений» Ольга Ивановна вновь сосредоточилась на концерте. Она стала присматриваться к залу, на который время от времени наводил свою камеру оператор. Среди зрителей оказалось немало людей в военной форме…
10
В Новобухтарминской средней школе учителя в основном являлись выпускниками Усть-Каменогорского педагогического института. Были и выпускники других казахстанских педВУЗов. Подавляющее большинство учителей поселковой школы мечтали отсюда уехать, хоть как, но перебраться в большой город. Самым притягательным и достижимым конечно стал областной центр Усть-Каменогорск, город по казахстанским реалиям просто уникальный. Во-первых, по национальному составу, не менее 80 процентов его населения составляли русские, во-вторых, большое количество крупных технологически сложных предприятий военно-промышленного комплекса, имеющих прямое московское подчинение, которые до последнего времени оттуда же и «подкармливались». Владелец этих предприятий министерство среднего машиностроения СССР фактически и построило большую часть города с домами улучшенной планировки. Оно же возвело в центре города ледовый Дворец спорта и содержало хоккейную
Ольга Ивановна довольно часто, по нескольку раз в год ездила в Усть-Каменогорск. В шестидесятых то были в основном поездки на экзаменационные сессии, позже профессиональные командировки, например, на курсы повышения квалификации при ОБЛОНО. Город рос, строился, хорошел буквально на ее глазах. Так, в один из ее приездов в 1962 году, она присутствовала на открытии Дома Культуры металлургов, в 1965-м – первого широкоформатного кинотеатра «Юбилейный», расположившегося почти там же, где когда-то стоял храм Покрова пресвятой Богородицы, в 1969-м впервые увидела ледовый дворец спорта на пять тысяч зрительских мест, в 1970-м первый мост через Иртыш. Фактически на ее глазах создавалась и та величественная панорама набережной Иртыша от устья Ульбы, так называемой «Стрелки» где, располагались развалины старой крепости, до Речного вокзала. Эта набережная застраивалась ровной живописной линией новых 9-ти и 12-ти этажных домов, и по эстетике чем-то напоминала знаменитые морские набережные Рио-де-Жанейро и Гаваны. Ольга Ивановна очень любила бродить по этой набережной. Её коробило только название примыкавшей к иртышской набережной и вместе с ней образующую «Стрелку» набережной Ульбы, она именовалась «Набережной Красных горных орлов». Вообще в области волею советской власти наряду с коммунарами провозгласили культ этих самых «орлов», о подвигах которых конкретно никто толком не ведал. И только уже с приходом к власти Горбачева и объявления им Перестройки, стали появляться в печати некоторые вроде бы реальные факты. Таким образом, и Ольга Ивановна узнала то, о чем и сама давно уже догадывалась – подвигов-то особых и не было. Активизировались «орлы» лишь в конце 1919 года, когда колчаковский фронт рухнул, а Анненков ушел на юг, в Семиречье.
Этим летом Ольга Ивановна ездила в Усть-Каменогрск, чтобы, воспользовавшись общей либерализацией в обществе, узнать о своем деде, расстрелянном в усть-каменогорской крепости. В областном КГБ ее не обнадежили, сообщив, что архив тюрьмы не сохранился, и потому найти соответствующие документы не представляется возможным. Но там же ей посоветовали обратиться к некоторым частным лицам, которые уже давно, по собственной инициативе занимались поисками исторических документов, и пытающихся писать свою, отличную от официальной историю города. В КГБ, конечно, не сказали, что за эти деяния те неформальные историки не раз вызывались в их ведомство, в здание перед которым стоял бюст Дзержинского.
Хоть город и сильно разросся во все стороны и даже шагнул за Иртыш, на его левый берег, Ольга Ивановна любила только его старую часть. Обычно летом она приезжала на теплоходе, высаживалась на пристани Аблакетка, на автобусе добиралась до центра города и устраивалась в девятиэтажном здании гостиницы «Усть-Каменогорск». Ее прогулки начиналась от гостиницы по бывшей Большой улице, ныне переименованной в улицу Кирова. Она медленно шла вдоль ограды центрального парка, магазинов, прилавки которых год от году становились все беднее, доходила до небольшого, тем не менее, имеющего два зала, кинотеатра «Октябрь», бывший кинематограф «Эхо». На кинотеатре висела табличка, что здесь в марте 1918 года заседал первый устькаменогорский Совдеп. Далее, она доходила до набережной Иртыша и шла вдоль закованного в гранит берега к «Стрелке», месту впадения в него Ульбы. С этого места когда-то собственно и начинался город, здесь заложили крепость, узел обороны границ России от набегов степных народов. Но некогда мощная твердыня, а потом тюрьма сейчас имела жалкий вид, полуобвалившиеся выщербленные остатки стен, башен, вала. В бывших казематах размещались какие-то склады. Ольга Ивановна смотрела на все это и словно хотела угадать, в каком из этих ныне складских помещений провели свои последние дни дед и дядя.
Знакомство с местными краеведами, собирающими данные по истории города, тоже не принесли желаемого результата, они в первую очередь интересовались своим городом, а в «уездной» и «волостной» истории ориентировались весьма смутно. Зато они изрядно просветили Ольгу Ивановну по поводу знаменитых людей, происходивших из Верхнеиртышья. Причем некоторые факты оказались просто ошеломляющими. Так, она даже не подозревала, что уроженец Усть-Каменогрска, известный писатель-сказочник Константин Волков, вовсе не автор своих знаменитых сказок: «Волшебник изумрудного города», «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» и других, а всего лишь переводчик без зазрения совести присвоивший себе чужие, переведенные им произведения. Не ведом для нее оказался и такой факт, что знаменитый белый генерал Лавр Корнилов тоже родился в Усть-Каменогорске, в казачьей семье. Узнала много нового и о своем любимом поэте Павле Васильеве, о его безответной любви к Наталье Кончаловской, которой посвящал стихи, из-за которой дрался. Практичная Наталья предпочла талантливому, но бесхитростному и несдержанному Павлу хитрого и сдержанного Сергея Михалкова, который хоть и не хватал звезд с поэтического небосклона, но от жизни умел брать все возможное и даже больше… Поведали краеведы Ольге Ивановне и о письме, что прислал еще в 70-х годах откуда-то с Северного Кавказа в обком партии бывший член первого усть-каменогорского совдепа Семен Кротов. Этот уже тогда древний старик, слезно просил подтвердить его заслуги в деле становления советской власти в Верхнеиртышье. Для чего? Чтобы выхлопотать персональную пенсию, ибо «старый большевик» под конец жизни оказался совсем «на мели», полупарализован и существовал на никудышную пенсию по инвалидности. Его детей, оказывается, еще в 30-х годах репрессировали, и они погибли как враги народа, а он остался один и никто не верил в его героическое прошлое. Когда Ольга Ивановна спросила, зачем ей знать про этого
– Ну, как же, если ваш дед был расстрелян по приговору о деле коммунаров в 1922 году, то им занималось уездное ОГПУ и именно Кротов, возглавлявший следственную комиссию. Таким образом, смертный приговор это его рук дело. Так что, судя по той хоть и долгой, но собачьей жизни, которую он прожил, и того, что случилось с его детьми… елей ему по делам.
И все-таки, кое что конкретное, касательно судьбы своих предков, Ольга Ивановна узнала. Узнала не напрямую, а через личность некоего Павла Петровича Бахметьева. Оказывается, в период колчаковщины-аннековщины деятельностью всего большевистского подполья в городе и уезде руководил именно он, прятавшись под «личиной» страхового агента, под ней же ездил по деревням и станицам. Зачем ездил? Вроде бы сам собой напрашивался ответ: организовывал партизанское движение, боролся с белогвардейцами в их тылу. Но вот в чем заковыка, – объясняли ушлые краеведы, которые пользуясь объявленной гласностью и перестройкой, хотели теперь выяснить истинную правду, а не ту, что была написана в официальных «исторических документах», под диктовку компетентных органов. Так вот, выяснилось, что в период с лета 1918 по осень 1919 года, во время интенсивных, кровавых боев на Восточном фронте, в усть-каменогорском уезде, за исключением восстания в тюрьме не произошло ни одного мало-мальски крупного выступления против колчаковцев. И это тогда, когда совсем рядом полыхали крестьянские восстания в Славгороде, Змеиногорске, Шемонаихе, когда красные партизаны буквально терроризировали Бийскую казачью линию, не говоря уж о Черкасской обороне. Упоминались красные партизаны, действовавшие в районе Риддера, ставшие потом «отрядом красных горных орлов». Но были те партизаны настолько немногочисленны, плохо вооружены и организованы, что фактически никакой серьезной опасности для тылов белых не представляли. Все это время в уезде функционировала подчиненная сначала Временному Сибирскому Правительству а потом Верховному правителю Колчаку администрация, работали почта, телеграф, отделения сбербанка, по Иртышу ходили пароходы, велась бойкая торговля, работали всевозможные предприятия, добывалось золото, свинец, медь, цинк, сеяли и убирали хлеб, разводили скот… Со всего этого более или менее исправно в колчаковскую казну платились налоги, продукция отправлялась, как на снабжение действующей белой армии, так и за границу в качестве оплаты за военные поставки союзников.
Так чем же тогда занималось большевистское подполье, руководимое Бахметьевым? Ответов на этот вопрос не было, были лишь догадки и гипотезы. Одна из этих гипотез звучала так: имитацией кипучей деятельности в тылу врага. С другой стороны благодаря этой имитации удалось уберечь край от кровавой междоусобицы, имевшей место в соседних областях и уездах, позволить людям пережить без голода и почти без крови это ужасное для всей страны время. И еще краеведы, на собрании которых присутствовала Ольга Ивановна, не могли прийти к единому мнению касательно личности самого Бахметьева. Кто он? Знали, что его прислали с Урала, а после изгнания колчаковцев, он возглавлял отдел народного образования уезда, основал, что-то вроде народного университета по подготовке кадров для ликвидации неграмотности среди крестьян-новоселов и казахской бедноты. А потом он так же внезапно пропал, как и появился. В этой дискуссии Ольга Ивановна узнала много интересного и для себя. Тот самый «несоветский» краевед доложил, что обнаружил в музейных архивах странную записку того же Бахметьева, датированную 1921 годом. В ней он просит начальника тюрьмы о разрешении свидании с женой для подследственного Фокина. Присутствующие на собрании краеведы, те что были в курсе о хлопотах Ольги Ивановны, сразу же на это обратили внимание. Ей показали эту записку, она держала в руках истончившийся от времени тетрадный листок, в котором неведомый ей Бахметьев просил о свидании ее бабки, с ее арестованным дедом. Это свидетельствовало, что Бахметьев каким-то образом был с ними связан. Возникла новая «тропка», идя по которой можно продолжить поиски. Теперь она могла сопоставить те факты, о которых узнала в Усть-Каменогорске с рассказами ново-бухтарминских старожилов и их потомков. То, что Бахметьев пытался помочь ее деду, свидетельствовало об одном, что они были знакомы и, скорее всего, имели какие-то общие дела. Вспомнились слова Анны Макаровны, что благодаря ее деду, тысячи людей остались живы и не попали под мобилизации, и как следствие под гонения ни при белой, ни при красной власти. А краеведы из Усть-Каменогорска эту же заслугу, за именно те же деяния в тот же период относят некому Бахметьеву. И тут же эта записка. Создавалось впечатление, что делали эти свои спасительные дела коммунист-подпольщик и станичный атаман, скорее всего, совместно…
11
В четверг 4-го декабря Ольге Ивановне предстоял очень трудный день – шесть уроков подряд без единого «окна», а вечером родительское собрание. После своего последнего «часа», она уже собиралась идти домой, когда к ней заглянула Елена Михайловна, та самая двадцатидвухлетняя учительница английского языка.
– Ольга Ивановна, вы свободны?… Я хотела бы с вами посоветоваться, – легкая, светловолосая Елена Михайловна впорхнула в класс, а Ольга Ивановна вновь пришлось присесть на стуле, с которого она едва успела подняться.
– Давай Лена. Только я тебя прошу побыстрее, а то у меня голова и ноги гудят. Хочу поскорее до дома дойти, лечь и таблетку принять, чтобы успеть до родительских собраний хоть немного отдохнуть, – не напрямую, но вполне определенно Ольга Ивановна высказала недовольство, тем что ее задерживают.
– Простите пожалуйста, но я вас не на долго… Я на предновогодний утренник хочу со своими пятиклашками сделать постановку нескольких сцен из «Волшебника изумрудного города». Вы же знаете, автор этих сказок Волков и он родом из Усть-Каменогорска. Вы не могли бы мне помочь?
Просьба была настолько неожиданна, что на мгновение поставила Ольгу Ивановну в тупик. В сознании сразу возник почти полугодовой давности разговоры с усть-каменогорскими краеведами, то что она узнала о «знаменитом сказочнике».
– Видишь ли, Леночка… – Ольга Ивановна «с ходу» не знала, как реагировать на просьбу молодой коллеги. – Я вообще-то поклонница классической русской литературы и все эти, так называемые сказки появившиеся сравнительно недавно… Нет, милая, извини, боюсь здесь я тебе ничем помочь не смогу.