Дорога в никуда. Книга вторая. В конце пути
Шрифт:
Ранения оказались неопасными, но обмороженную кисть руки пришлось ампутировать. Это несчастье, как ни парадоксально, в дальнейшем сыграло для Николая определенную положительную роль – его инвалида, не взяли на Отечественную войну, и в колхозе, которым заправлял старый Танабаев, он не мог выполнять никакой тяжелой работы. В то же время, все остальное, как говориться, осталось при нем, и в условиях военного и послевоенного дефицита на мужиков, ибо с войны не вернулось и половины призванных, да и из тех кто вернулись было немало настоящих калек… В общем, нескладный, невзрачный, не умеющий ни читать, ни писать, и до того никогда не пользующийся успехом у женщин, Николай вдруг оказался едва ли не самым завидным женихом. Что такое кисть руки, когда у многих полностью нет рук, ног, глаз, прострелены легкие, вырезаны метры кишок, осколки возле сердца… Здоровье оно далеко не последнюю роль играет в семейной жизни. Но Николай не торопился жениться, он мстил своим сверстницам за то, что те в довоенную пору его откровенно игнорировали, предпочитая других, тех кто сейчас либо не вернулся с войны, либо вернулись тяжелыми калеками. Женился он только в 47-м на молодой вдове без детей, чтобы уйти в ее дом, оставшийся без хозяина, так как
Легкотрудник, так с раннего детства запечатлелось в памяти Валеры прозвище, которым наделила отца мать. Почему у таких работяг, какими были дед Силантий и его сын Прохор потомок оказался лодырем? Трудно сказать, может какие-то гены очень дальних предков возобладали, а скорее всего сама, так сложившаяся, жизнь Николая спровоцировала. Как в том рассказе Лондона, где мальчишка, подсчитавший количество движений, что он сделал, когда все свои детские годы ударно трудился на фабрике, вдруг впадает в депрессию и вообще отказался не только работать, но и делать, как ему казалось, любые лишние движения. Так и Николай, наработавшись досыта в тот период, когда детям положено играть, шалить, учиться в школе он, в силу сложившихся обстоятельств, оказавшийся в течении нескольких лет на легкой работе, в конце концов, настолько привык к этой прохладной жизни, что козырял своей культей, направо и налево, отказываясь даже рубить дрова дома. Его стыдили, ставили в пример инвалидов войны, которые умудрялись работать в колхозе не только без руки, но и на одной ноге. Но заставить его работать было уже невозможно. Единственно, что Николай любил, так это рыбачить, особенно зимой. Здесь он на удивление ловко управлялся с сетями и одной рукой, а в остальном… Единственной работой на которую он соглашался, это быть ночным сторожем колхозных амбаров. Любовь же к зимней рыбалки стала в конце концов причиной его гибели. Уже после того, как они переселились из зоны затопления в Новую Бухтарму, в 1964 году Николай пошел рыбачить на лед. Но водохранилище это уже не старое русло Иртыша, где он знал какой лед в какое время, и где могут быть полыньи сделанные рыбаками, а где их никто никогда не делал. Здесь все было внове и появилось много новых пришлых людей в поселке и они делали полыньи где попадя. В одну такую полынью и попал Николай, выплыл, успел добежать до дома, но так застудился, что заболел и через два дня умер.
А Валера в том же году ходил во второй класс… «Учись и трудись, – так учила его мать, происходившая из крестьян-новоселов деревни Селезневка. – Твой отец был неграмотный и легкотрудник, оттого и жил плохо, и кончил по-дурному. Не перечил Валера матери, но и поверить не мог, что через труд можно чего-то добиться, он видел слишком много примеров, что и те кто работали надрываясь жили почти так же плохо, как и лентяи. Тем не менее, Валера пошел явно не в отца, а видимо, в деда и прадеда, мать и ее родителей, он оказался природным трудягой. Правда времена уже наступили другие и детей недетским трудом не истязали. Несмотря на усидчивость и старательность учился Валера неважно, из класса в класс переходил хоть и без задержек, но тяжело. Так же со скрипом перешел он и в пятый класс, который в 1967 году приняла Ольга Ивановна. Постепенно, из года в год общаясь на родительских собраниях с его матерью, учительница узнала всю историю его ближайших предков, которая не могла ее не заинтересовать. Валера продолжал упорно и тяжело учиться, классная руководительница как могла ему помогала, ободряла, понимая, что дело тут даже не в умственных способностях вообще, а именно в способности учиться, быстро схватывать объясняемый материал. Далеко не всегда успешно учившиеся в школе люди, добивались впоследствии каких-то успехов в чем-либо, и наоборот, посредственные школьники, вдруг в зрелом возрасте преображались и становились весьма успешными. Ольга Ивановна иной раз ободряя старательных троечников приводила им в пример композитора Чайковского, у которого в детстве и юности его учителя не находили никаких способностей к музыке, а после 35-ти лет он неожиданно для всех начал писать гениальные музыкальные произведения. Такого рода объяснения не были приняты в советской школе. Эти примеры она помнила еще из своего гимназического харбинского детства, когда тогдашние ее учителя не стеснялись говорить, что Пушкин был далеко не лучшим учеником в Царскосельском лицее, а след, оставленный им в русской литературе от этого, тем не менее, не стал менее заметен.
Закончив 8-й класс, Валера вместе с большинством таких же, как он троечников решил бросить школу и идти работать на завод, учеником токаря, или слесаря. Именно его Ольга Ивановна особенно долго отговаривала, говорила и с его матерью: дескать ты парень старательный, не лаботряс, успеешь, наработаешься, пока есть возможность учись, потом не будет таковой. Не для кого не было секретом, что на заводе, в так называемых, рабочих коллективах, молодые неокрепшие ребятишки и здоровье подрывают и будучи на побегушках у своих старших наставников очень быстро привыкают к алкоголю. Многие из бывших школьников вообще не работали, болтались по улицам сбиваясь в шпанецкии кодлы. Подростковое хулиганство вообще стала одной из характерных черт советских рабочих поселков, а Новая Бухтарма ввиду того, что большинство ее населения были рабочими и членами их семей, конечно же, получила такой статус. Впрочем, и сельхозработники тоже стали рабочими, а не колхозниками, ибо колхоз уже в бытность председателем сына Танабаева преобразовался в совхоз.
Ольга Ивановна сумела уговорить своего ученика, Валера закончил десятилетку, и даже пытался поступать в техникум в Усть-Каменогорске, но неудачно. Зато закончил курсы шоферов при военкомате и срочную служил шофером на Севере. После армии устроился в поселковую автобазу, но там платили такую мизерную зарплату, что Валера, уже «ходивший» с девушкой и собиравшийся жениться, решил заработать денег на свадьбу. Он знал, что хорошо оплачиваемая работа на цемзаводе очень вредна для здоровья, но в поселке нигде больше таких денег не заработать, и опять же, только отработав определенное количество лет на цемзаводе можно было получить благоустроенную квартиру с удобствами. Так что деваться некуда. Валера не умел халтурить,
Дмитриев довольно быстро договорился с бригадиром автослесарей о времени постановки дивизионной транспортной машины на ремонт. Имея санкцию самого заведующего это было несложно, тем более Валера многих слесарей знал лично еще с тех времен, когда сам здесь работал. Сейчас бывшие товарищи с легким ехидством и нескрываемой завистью расспрашивали его о службе, жизни:
– Ну что Валера, как в «кусках-то» живется, небось, скоро свою машину купишь, платят-то сколь?
На обидное прозвище «кусок», прилепившееся ко всем прапорщикам еще со старых времен, когда так презрительно именовали сверхсрочников… На это Валера не реагировал, на вопросы о зарплате и жизни на «точке» отвечал уклончиво, общими фразами. Да, он сейчас зарабатывает больше чем шофера и слесаря на автобазе, но не настолько, чтобы этим хвастать. А что касается условий жизни, тут тем более хвастать нечем, на «точке» жизнь скучная, жена таковой не довольна, то и дело сюда к матери своей уезжает. Так и приходится жить даже не на два, а на три дома, потому, как и своей родной матери помогать надо. Вот и сейчас Валера отпросился у Ратникова, чтобы после дел на автобазе, навестить сначала тещу, потом проведать мать, переночевать у нее, и завтра с той же школьной машиной вернуться на «точку».
7
После развода с мужем Ольга Ивановна не завела новой семьи. Это только в поговорке говорится «в сорок пять баба ягодка опять», а в жизни… Тем более она вовсе не выглядела ягодкой, как, впрочем, и подавляющее большинство женщин ее возраста в поселке. Но главная причина заключалась даже не во внешности Ольги Ивановны, а в том, что она больше не желала связывать свою жизнь с кем ни попадя. Ведь ее замужество явилось не результатом проявления каких-то чувств, то была в первую очередь необходимость. В очередной раз подчиняться необходимости она не хотела. Это в больших городах у женщин с определенными требованиями есть выбор, в маленьких поселках его почти нет. Выходить замуж за какого-нибудь оставшегося без семьи работягу в возрасте – у нее таких и мыслей не возникало, да и такие работяги, как изображенный артистом Баталовым Гоша из фильма «Москва слезам не верит» в Новой Бухтарме не водились. А немногочисленная поселковая интеллигенция, она вся на глазах, и ее представители соответствующего возраста, свободные от брачных уз… они ни коем образом не устраивали Ольгу Ивановну.
Целью ее жизни стало… ожидание. Нет, не сказочного изменения в своей судьбе. Она чувствовала, ощущала то, что не ощущал никто вокруг нее. Скорее всего, это опять же происходило от того, что свои первые одиннадцать лет жизни Ольга Ивановна прожила вне советского общества, успела получить основы иного воспитания, образования и мировоззрения и потому не имела в зародыше стадного менталитета, закладывавшегося в советских людей с детских садов, младших классов начальной школы. Ну, и конечно, после десятилетий жизни «под маской», ей хотелось, наконец, «открыться», заявить о себе во весь голос именно здесь, на этой земле, которую многие поколения ее предков полили своим потом и кровью, и на которой являлись когда-то полноправными хозяевами. У нее не было женского счастья, не получилась семейная жизнь и осталось только это призрачная надежда, дождаться… Хотя, когда рассуждала трезво, коротая вечера в одиночестве в своей двухкомнатной квартире, понимала – может и не дожить. Ведь СССР великая сверхдержава, КПСС твердо держит власть, в ее распоряжении огромная мощная армия, КГБ, разветвленный номенклатурный аппарат. Такую мощь извне никто не посмеет не то, что свалить, тронуть. Оставалось надеяться на внутреннее тление, а оно, бесспорно, было, и на глупость, бескультурье высшего советского руководства, одурманенного манией своей исключительности. Великая глупость из-за потери чувства реальности случилась – СССР влез в войну в Афганистане. От подобной глупости в начале века погибла Российская империя, когда недалекий царь последовательно влез сначала в японскую, а потом и в мировую войну, чем измучил и надорвал страну. Но если тогда все предопределил рок – во главе страны встал монарх, который по своим способностям никак не мог быть руководителем великой империи, то в конце века все решила изначально порочная система «наследования» власти в высших эшелонах КПСС. При той системе после Сталина пробиться в ЦК и Политбюро людям грамотным, культурным, работоспособным, шансов оставалось очень немного, потому абсолютное большинство там составляли в первую очередь беспринципные карьеристы, отличавшиеся в первую очередь не умом, а хитростью.
Когда Ольга Ивановна в последние дни декабря 1979 года услышала по радио о вводе ограниченного контингента советских войск в Афганистан, она сразу поняла, последыши большевиков (истинными большевиками, такими как Ленин, Троцкий, Сталин этих бездарных и малограмотных маразматиков считать было никак нельзя) допустили непоправимый промах, не отличив диких афганцев от цивилизованных чехов. Она догадывалась, что это начало конца советской власти. Той самой власти, с которой воевали ее отец и дядя, которая уничтожила и их, и ее мать, дедов и бабок, с самого детства искалечила и ее собственную жизнь. Будучи близкой подругой Марии Николаевны, она еще до ее избрания председателем Поссовета через ее мужа узнала о байских замашках директора совхоза Танабаева и правду о его предках. Путем несложных умозаключений, вспоминая разговоры своих родителей, часто говоривших о своей жизни в Усть-Бухтарме, она высчитала, что дед этого директора, которого сейчас считали не иначе как героем борьбы с белыми, не кто иной, как батрак ее деда, причем батрак весьма смирный, никогда не бунтовавший и не «качавший» права.