Дорога в Омаху
Шрифт:
– Сомневаюсь в этом, старина. Если уж ни ты, ни твой связной не знаете, где скрывается он, то как смогли бы разыскать его вашингтонцы?
– Я просто не верю шелковым подштанникам; эти мерзавцы ни перед чем не остановятся.
В тускло освещенной кабинке бара О’Тула, расположенного в каких-то двух кварталах от фирмы «Арон Пинкус ассошиэйтс», молодой, элегантно одетый банкир мягко, но напористо добивался ответной симпатии от секретарши среднего возраста, используя для этой цели мартини – уже третий по счету.
– Право же, я не должна, Бинки, – протестовала
– Что ни к чему? – вопрошала ходячая реклама одежды от братьев Брукс с явно среднеатлантическим акцентом, характерным для жителей района между Парк-авеню и Белгрейв-сквер. – Я уже сказал вам, каковы мои чувства.
– Сюда заходят выпить после работы столько наших юристов… И потом, я знакома с вами не более часа. Люди начнут судачить.
– Ну и пусть, моя прелесть! Кому какое дело? Стоит ли обращать на сплетников внимание? Я изложил свою позицию предельно четко и в деталях. Что же касается мнения этих инфантильных идиотов по поводу того, с кем должен встречаться человек моего круга, то мне оно безразлично. Я предпочитаю зрелых женщин. Опытных и с умом… Итак, ваше здоровье! – Они поднесли к губам стаканы, но проглотил напиток только один из них, и отнюдь не банкир из «Лиги плюща». – У меня есть небольшое дельце, моя любовь. Как думаете вы, когда наш исполком сможет встретиться с мистером Пинкусом? Речь идет о нескольких миллионах, так что его профессиональный совет был бы для нас крайне важен.
– Бинки, я уже говорила вам… – Секретарша смущенно скосила глаза и икнула четыре раза подряд. – Мистер Пинкус целый день не звонил мне.
– И вы не знаете, где он, моя дорогая?
– Нет, не знаю… Конфисексуально… конфиденциально говоря, его шофер Пэдди Лафферти попросил меня по телефону заказать в агентстве две машины.
– Сразу две?
– Да. Речь вроде бы шла о поездке в домик для лыжных прогулок. Это где-то в Хуксетте. В Нью-Гэмпшире, неподалеку от границы штата.
– Впрочем, что нам до всего этого?.. Извините, моя прелесть, но я отлучусь на минутку. Как говорится, зов природы.
– Мне пойти с вами?
– Не думаю, что это приемлемо… Вы такая цветущая! В вас столько соблазна!..
– Ой! – пискнула секретарша, сражаясь с мартини. Бинки, банкир, поднялся из-за стола и быстро проследовал к телефону-автомату у входа в бар О’Тула. Вставив в отверстие монету, набрал номер. И не успел еще прогудеть первый сигнал, как на том конце сняли трубку.
– Дядя Брики? – спросил он.
– А кто же еще? – отозвался крупнейший в Новой Англии банкир.
– Это твой племянник Бинки.
– Надеюсь, я не зря трачу на тебя деньги, парень! Хотя, признаюсь, ты мало на что годен.
– Дядя Брики, на этот раз я оказался на высоте!
– Меня не интересуют твои сексуальные подвиги, Бинки. Рассказывай лучше, что разузнал ты там?
– Они на лыжной базе в Хуксетте. В Нью-Гэмпшире, по ту сторону границы.
Бинки, банкир, так и не вернулся к своему столику в баре. Чуткий О’Тул усадил пьяную секретаршу в такси, заплатив за ее проезд, и, махнув на прощание рукой, когда ее сконфуженное лицо появилось в окошке, произнес про себя одно только слово: «Мерзавец!»
– Это Брики, старина. Они
Пепельнолицый банкир из Новой Англии назвал их и затем выслушал восторженные восклицания, адресованные ему государственным секретарем.
– Прекрасно сработано, Брики! Все как в старые добрые времена! Не правда ли, старый приятель?
– Надеюсь, что так, старина. Ибо в противном случае, если ты завалишь дело, тебе уже не показываться на наших встречах.
– Не беспокойся, старина! Их называют «грязной четверкой». Настоящие звери! Через час они вылетят из аэропорта Лоуган… Думаешь, Смити пересмотрит свое решение запретить мне держать мою яхту на стоянке его клуба?
– Я подозреваю, что все будет зависеть от того, каких результатов ты добьешься. А ты как считаешь?
– Я очень верю в эту четверку, старый дружище. Чудовищный квартет не знает жалости. Ты бы не захотел оказаться и в целой миле от них!
– Удачи тебе, старина! Держи со мной связь.
Было уже за полночь. Черный фургон с потушенными фарами неслышно проехал по проселочной дороге у окраины Хуксетта, штат Нью-Гэмпшир, и остановился перед гравийной подъездной дорожкой у бывшей лыжной базы. Водитель машины, с устрашающей синей татуировкой на лбу в виде вулкана в момент извержения, явно видной при лунном свете летней ночи, обернулся к троим спутникам, расположившимся на заднем сиденье.
– Пора, головорезы! – произнес он обыденным тоном. Его подельники полезли в свои заплечные мешки и, вытащив оттуда маски из черных чулок, тотчас же натянули их на головы. Водитель, и одновременно их предводитель, проделал то же самое. И теперь в узких прорезях в масках зловеще поблескивали четыре пары глаз.
– Максимум оружия! – приказал татуированный предводитель четверки с мрачной усмешкой, скрытой тканью. – Я хочу, чтобы все они были мертвы! Все до единого! Я жажду видеть их ужас, страдания, кровь и искаженные лица! Словом, все те славные вещи, которые так хорошо научили нас делать!
– Все будет как всегда, майор! – заверил его шепотом соратник, извлекая из мешка с методичностью робота автомат «МАК-10» и вслед за тем – пять магазинов по восемьдесят боевых патронов в каждом, что давало в целом – на четверых убийц – тысячу шестьсот молниеносно извергаемых из оружия пуль.
– Огонь открывать по команде! – продолжал инструктировать майор, с удовлетворением подмечая ту ловкость, с которой действовали его сообщники.
Руки боевиков снова нырнули в мешки, на поясах уже болтались гранаты, закрепленные на них специальными петлями.
– Радио! – раздалась последняя команда. И по карманам были рассованы миниатюрные переговорные устройства «уоки-токи».
– Пошли! Север, Юг, Восток и Запад – согласно номерам, усекли?
Дружно прозвучал ответ, и «неисправимые» выскользнули из фургона, легли на живот и поползли в указанных им направлениях. Нести смерть было их целью, и в смерти же они искали спасения. Ибо смерть лучше бесчестья!