Дорога во все ненастья. Брак (сборник)
Шрифт:
Художник Лене не то, чтобы не понравился, просто она, уже однажды столкнувшись с мужским пьянством, сразу вычеркнула его за пределы того, что могло бы ее заинтересовать.
Хотя, она и обратила внимание на его руки – сильные, и, в тоже время, подвижные, чувствительные.
И даже, чуть больше, чем просто обратила внимание, но очередная порция перегара, которую художник-сторож выдохнул на нее, тут же убила все мысли о возможных отношениях с ним.Потом Лена рассказала об этом своей подруге Лике – они были такими близкими подругами, что их дружбу не нарушило даже то, что, однажды, они оказались на вечеринке в одинаковых платьях – Лена могла рассказывать Лике все.
– Заводить роман с пьяницей, – смутила Лену Лика. Смущение вызвало то, что Лене показалось,
…Время было такое, что некоторые люди росли как грибы.
Правда, в большинстве своем, сразу червивые.
А, кто-то – червивел постепенно.
И получилась так, что одна знакомая Лены, сдала экзамен на депутата.
Лена ее особенно ни о чем и не просила, но место в торговом отделе администрации родного города ей нашлось, и пришло время прощаться с Вневедомственной охраной, пенсионерами и художником.
Прощание предполагалось бесслезным, так, как бардак в деле охраны общественной собственности, ей прилично надоел.
И тут-то и произошло одно событие.
Событие, о котором Лена не рассказала даже Лике……На последнюю вечернюю проверку того, что называлось в официальных бумагах, постами охраны, она пошла радостная, на высоких каблуках, в пиджаке, приоткрывавшем ее большую, красивую грудь – в таком виде, она никогда не позволила бы себе ходить на службу, если бы не последний день. Ей было тепло, светло и очень уютно.
Дверь на склад шляпной фабрики, открытая настежь, не удивила Лену – сторожа часто не закрывали дверей допоздна, когда погода была хорошей.
Из-за двери раздавались голоса, мужской и женский.
Это были голоса художника и его жены – Лена без труда узнала их, как только подошла к порогу.Говорящие, видимо, были так заняты своим разговором, что даже не услышали стука Лениных каблуков по асфальту.
– …Семья у нас давно распалась, как наше государство!
Правильно говорят, что семья – это маленькое государство!
– Неправильно, – ответил жене художник.
– Что – неправильно!?
– Государство – это упрощенная семья…– Я положила на тебя лучшие годы моей жизни! – почти выкрикнула жена художника, не подозревая, что ее слова слышит кто-то третий. Художнику, видимо, нечего было ей возразить. И, потому, он ответил, наверное, то, что думал: – К тому, что эти годы были лучшими в твоей жизни, я, кажется, тоже имею некоторое отношение…
– Ты должен меня понять, ты же умный человек! – жена художника стала говорить тише.
Художник отвечал ей довольно вяло, почти безразлично, но сквозь это безразличие пробивалась ирония.
Неуверенная.
Покачивающаяся, как пьяница, по дороге домой.
И еще, в голосе художника почему-то звучало призрение:
– К умным относит себя каждый.
Впрочем, мне, как минимум, нужно иметь очень большую голову, чтобы на ней уместились все рога, которые ты мне наставила.
– А что мне оставалось делать?!
Тебя, ведь, ничего, кроме водки, не интересует!
Не было ни денег, ни любви!
– Ты говоришь о любви или о деньгах?
– Денег тоже не было!
– Ты пришла ко мне в старенькой дубленке, с целлофановым пакетом в руках, а, уезжая, вывозила вещи на длинномере.
Одних тряпок набралось четыре чемодана.
– Ты сам сказал: забери все, и уходи!
– Ты все забрала, но пока не ушла.
Не останавливайся на полпути.
– Я не остановлюсь!
У меня есть другой мужчина!
– Это ему понадобился мой бритвенный прибор?
– Не паяцствуй!
Твой бритвенный прибор никому не нужен!
И мебель мы нажили вместе!
А кухню мне подарила мама!
– Подарила мама, а оплатил-то ее я.
– Ты врешь!
– Кстати, сейчас – дело прошлое, но «Москвич», который подарил тебе папа – тоже оплатил я.
– Ты решил довести меня до слез! – на этой фразе жены
Но, как выяснилось – нет.
После небольшого молчания, художник тихо и грустно проговорил:
– Лучше ты будешь права, чем начнешь плакать…– Я не буду с тобой спорить… – напоследок проговорил художник
После этих слов, жена художника выбежала из помещения склада, и Лена заметила, что та, красоте и уверенности которой сама Лена даже немного завидовала, впервые выглядит некрасивой и растерянной.
Но, успевшей крикнуть напоследок:
– Лучше бы ты поспорил. Может быть, я бы изменила свое мнение…И еще Лена отметила: – Наши каблуки стучат почти одинаково…
…В полутемном складе, на мешке фетра сидел художник.
Трезвый и унылый.
Он даже не поднял головы, когда Лена подошла к нему.
Видимо, расставание, даже со ставшей нелюбимой женой – все равно трагедия.
– Извини, мне пришлось все это выслушать, – тихо проворила Лена, чувствуя неловкость положения, котором они оба оказались – один неумышленно разболтал свою тайну, другая неумышленно ее подслушала.
– Ничего страшного, – ответил художник спокойно и безразлично.
– Я не хотела быть свидетелем вашего разговора.
– Ты не свидетель. Твое присутствие – это просто случайность.
А в случайности не верят ни Бог, ни соседи…– Прости ее, – сказала Лена, чувствуя, что проявляет не женскую солидарность, а невольную солидарность с мужчиной.
Впрочем, художник не дал ей возможности развить половой оппортунизм:
– Прощают те, кто уже не любит…– Ты хоть сам понял, почему вы разошлись? – спросила Лена. Петр поднял на нее свои глаза, и она впервые увидела, что глаза у него красивые.
– Я уже не раз думал о том, почему мы сошлись, потом, не раз думал о том, почему мы расходимся?
И выходит так, что в обоих случаях, я думал об одном и том же…– Ладно, тебе пора заступать на смену.
– Извини. Я чуть было не собрался уходить.
– Ты, что, забыл о работе?
– Нет, – невесело усмехнулся Петр, – Просто у нелюбимых, стрелки часов движутся не в ту сторону…Слушая художника, Лена, сама не заметив этого, приняла свою самую выигрышную позу – немного подобрала животик, выставила одну ножку вперед, и при этом, слегка приоткрылась ее грудь.
Петр встал с мешка с фетром, подошел к ней и проговорил:
– Для поэта, человек состоит из души и тела.
Для художника – еще и из линий.
У тебя очень красивые линии.
– Да, – еще успела проговорить она, чувствуя, что Петр целует ее в грудь.
После этого, Лены выбежала из склада.
– Слишком много женщин выбегает сегодня из этих дверей, – подумала она, отойдя на несколько шагов……В следующую свою смену, художник принес букет цветов, но Лена уже сменила работу и не пришла, и первый букет, приготовленный Петром для Лены, просто завял среди деревянных болванок, изображавших женские головы разных размеров…
Он
…Из всех тайн природы, любовь – самая доступная для людей.
Но это единственная тайна, разгадка которой, ничего не прибавляет людскому благоразумию…
…В тот день, художник Петр Габбеличев никуда не спешил, слонялся без дела, как колхозник при социализме.
В какой-то степени, этим он лишал себя возможности умножать глупости.
Но не лишил.…Лена Мастерова стояла на перекрестке у светофора, и Петр сразу узнал ее.
В этот момент, они оба находились в положении шахматистов во время ничейного дебюта партии.
С обоюдными шансами.
На поражение.Потом, Петр никак не мог вспомнить – кто первый сделал шаг навстречу.
А вот то, что, нарушая все правила дорожного движения, между ними промчался автомобиль БМВ, он помнил очень хорошо.
И слова Лены, произнесенные ей вместо: «Здравствуй!»:
– БМВ – хорошая машина.
Петр помолчал, глядя на нее, а потом ответил:
– Хорошая.
Вот брошу копить на кроссовки – начну копить на БМВ…