Дорога ярости
Шрифт:
– Едешь завтра?
Нат окидывает его взглядом.
– Как видишь.
– Сколько же тебе лет?
– Двенадцать.
– Двенадцать! Да ты еще салага.
Нат пожимает плечами.
– Тебя не пустят с ножом, – продолжает Адам.
Нат прикрывает рукой карман.
– Мне его папа подарил. Перед смертью. Он тоже когда-то был гонщиком. Сказал, пригодится. Всадишь, мол, по самую рукоятку.
– Бред какой-то.
– По-твоему, мой отец говорил бред?
– Нет. Я лишь хочу сказать, что если Полковник узнает… Тебя отключат!
Нат
Адам смотрит на него.
– Ты же знаешь, что это значит, верно?
– Ну а то. Чокнешься. Если вообще не помрешь.
– И ты не боишься?
Нет ответа.
– А как же остальные гонщики? Если они увидят у тебя нож… вряд ли им это понравится.
– Папа говорил, плевать на них. Есть кое-что пострашнее других гонщиков. Такие уроды, с которыми лучше не встречаться. Вот для них и нужен нож.
– И кто же это?
– Бандиты, волки… и все такое прочее. Или даже накода.
Адам слышал о них. Кто же не знает накода. В детстве Фрэнк рассказывал ему страшные истории про дьявола, демонов… и накода, которые едят человечину. Адам потом не мог заснуть. Но сам Фрэнк никогда их не видел. Ни разу.
– Говорят, они хуже бандитов, – добавляет Нат. – Если пустыня тебя не убьет, то прикончат накода.
Адам смотрит на мальчишку.
– Я слышал, они людоеды.
– Точно. Воины накода сожрут твое сердце. Вырвут из груди.
Адам качает головой и указывает подбородком на камин.
– Ты разводил огонь?
– Может, и я.
– Ну так давай снова его разожжем и согреемся.
Адам и юный Нат располагаются на ночлег в пыльной комнате. Лежат, слушают дыхание друг друга и кашляют от дыма. Смотрят на тлеющие угли, стараясь заглушить боль одиночества. Адам вспоминает, как они с Фрэнком болтали ночи напролет, пока дрова не превращались в угли, а потом в золу.
Адам поглядывает на Ната и с удивлением понимает, что чувствует ответственность за него. Он ворочается в своей жесткой постели, раздосадованный тем, что никак не может заснуть, а значит, завтра на гонке он будет как выжатый лимон, и эта мысль окончательно прогоняет сон. Адам знает, что завтра он должен быть сильным, чтобы справиться с любыми трудностями, которые принесет этот день.
Он подносит руку к голове и ощупывает холодный голый металл.
– А где ты взял деньги, – спрашивает он Ната, – на гонку?
Нат не смотрит на него. Они лежат на спине и таращатся в потолок.
– Когда папа умер, он оставил все, что у него было, мне и моей старшей сестре.
– Так у тебя есть сестра?
– Она живет в Провиденсе. Я сам оттуда. Ненавижу этот городишко. Никогда в него не вернусь.
– А как же сестра?
– Ты ее не знаешь. Ей моя помощь не нужна. Я буду участвовать в гонке. И я выиграю! И попаду на Небесную базу.
Адам переворачивается на плечо.
– Не боишься?
– Я ничего не боюсь, – шипит Нат.
Больше Адам не расспрашивает его о родне. К чему задавать вопросы,
– А что? – шепотом спрашивает Нат.
– Ты о чем?
– Почему ты спросил, боюсь ли я?
– Нипочему. Просто так.
Молчание. Дыхание. Вой ветра.
– Ты когда-нибудь участвовал в гонках? – интересуется Нат.
– Не-а.
– Как думаешь, очень трудно будет?
Адам пожимает плечами.
– Да нормально. Ничего страшного.
И снова чувствует, как его тягостная ложь повисает в воздухе.
– Хочешь, расскажу секрет? – спрашивает Нат. – Про нож.
– Ну? И чего он?
– Я не боюсь, что его увидят, потому что он керамический. Им никого не порежешь.
Адам кивает.
– А ты мне нравишься.
Нат улыбается. Его зубы белеют во тьме. Потом улыбка исчезает.
– Папа говорил… что не надо дружить с другими гонщиками.
– Да? Это еще почему?
– Потому что это ненадолго.
12
Воскресенье, 3-е число, 06:01–1 час
Раздается барабанная дробь, и косые лучи солнца освещают мрачную процессию. Ездоки катят по двое в ряд по дороге на дне каньона в облаке золотой пыли. Солнце играет на стеклах очков и визорах шлемов. Гонщики прекрасны и страшны в своей экипировке.
Одни, как Адам, предпочли легкое снаряжение и ограничились наколенниками и налокотниками, ну и, может, защитой для спины, чтобы при падении не сломать хребет. Другие едут в полной боевой выкладке – экзоскелетных костюмах с ребрами жесткости, вшитыми в детали, защищающими жизненно важные части тела – голени, бедра, колени, спину, грудь, плечи. Кто-то прикрепил к байкам шипы и другие странные колющие предметы по типу средневековых.
Адам знает, что, несмотря на устрашающий вид, все гонщики ужасно боятся.
Как он сам.
Он думает о том, что ему предстоит. Как устанут ноги. Заноют кости.
Камни. Аварии. Убийства.
Адам замечает, что Нат оглядывается по сторонам. С него градом катится пот. Вид у парнишки перепуганный – того и гляди пустится наутек. Как будто совершил самую большую ошибку в жизни. Что ж, если хочет, он может бежать. Еще не поздно. Их еще не сканировали, так что условия гонки не вступили в силу. Пока.
Но мальчишка остается на месте. Адам отворачивается.
В небе над головой проплывают дирижабли Наблюдателей. Адам насчитал дюжину. На каждом по сотне-другой человек. То есть всего около двух тысяч.
Они прибыли с Небесной базы, чтобы посмотреть гонку. Получить удовольствие. Посмотреть, как парни умирают под солнцем. Наблюдатели невозмутимо делают ставки на тех гонщиков, которых считают достойными.
Между ездоков шныряют маклеры (Полковник лично выбирал каждого среди горожан Блэкуотера) с планшетами, делают пометки и пересылают информацию о гонщиках Наблюдателям.