Дорогие спутники мои
Шрифт:
Как и в прежние годы, она будет аккомпанировать народному артисту СССР И. С. Козловскому. Он приезжает на каждый праздник, охотно и много поет один и вместо с хором Псковского художественного училища под руководством А. Ф. Тучкина.
Эти концерты - тоже одно из вознаграждений для приехавших на праздник.
Прислонившись к колонне, я наблюдаю за приготовлениями. Девушки из хора занимают свои места, позади них на скамьи встают хористы. Рядом золотым цветком вырисовывается арфа. Громко чиркает спичка о коробок.
Зажигаются в специальных подставках свечи. Они
В придел собора медленно входят люди, только что почтившие Пушкина на митинге, которым по традиции начинается этот воскресный день на могиле поэта.
И вот в тишине раздается голос. Он на такой высокой ноге, что сдается, будто слетает откуда-то из-под самых сводов, нависающих над нами. Хор поддерживает певца.
Словно перебирая в нашей памяти годы, хору вторит арфа. Я не хочу проталкиваться вперед, хотя отсюда, из-за колонны, мне не видать ни Козловского, ни арфистку.
Боюсь нарушить очарование этого необычного концерта.
Я слушаю, и мне начинает казаться, что я уже не в Святых горах в день весенней ярмарки, когда улочки уездного городка оживают, когда десятки возов и карет, спешащих к торжищу, опережают пешеходов и самого Александра Сергеевича, в красной рубахе, с тяжелой тростью в руке стремительно шагающего по горбатой улице и чему-то улыбающегося. Может быть, он думает о стихах, которые вот только что пришли к нему, и нужно будет потом записать их на бумагу? А может, об очередной проделке над отцом-настоятелем? Или мысленно он снова бродит по берегам Невы? Не знаю, хор ли, память ли, воображение подсказывают мне это, по я почти вижу на листе с непросохшими чернилами строчки:
Быть может, уж недолго мне
В изгнаньи милом оставаться.
Вздыхать о мирной старине,
И ссыльной музе в тишине
Душой беспечной предаваться...
Последние звуки музыки истаивают под тяжелыми сводами. Никто не заметил, сколько времени продолжался концерт. Мало кто может назвать авторов исполнявшейся музыки. Да разве кто-нибудь сейчас думал об этом? Музы ка славила Пушкина, помогала нам лучше понять его стихи...
Заповедник давно стал большим научным и культурным центром. В подтверждение сказанного можно было бы рассказать об ежегодных научных сессиях, проводимых здесь, о том, что в послевоенные годы здесь экспонировалось около ста художественных выставок. Посетители их могли познакомиться с произведениями народного творчества, с работами М. Аникушина, В. Звонцова, П. Бучкина, А. Соколова и многих других...
И опять мы спешим, на этот раз в обратный путь, из Пушкинских гор в Михайловское, где на огромной поляне уже, как волны прибоя, подкатывается людское море к эстраде с огромным
Немилосердно палит солнце. Но тысячи людей охватывают полукольцом трибуны. Мест в рядах этого зеленого театра хватает на самую малость собравшихся, хотя только на скамейках может уместиться чуть ли не вдвое больше зрителей, чем в любом столичном или ленинградском театре. Остальные рассаживаются тут же на траве. Одни послушают поэтов, отойдут в тень, другие придут им на смену. Правда, и на примыкающей к трибуне опушке можно слышать ораторов: поляна радиофицирована.
Здесь, за трибуной, мне удалось поговорить с кубинским поэтом Раулем Луисом.
– Первое слово, которое я услышал, было "большевик", - улыбается Рауль, - второе - Пушкин. С тех пор свобода и Пушкин живут в моем сознании как брат и сестра.
Рауль торопится. Подходит его очередь читать стихи.
А до него уже звучала французская речь, польская, английская, говорили и читали стихи по-русски, хинди, болгарски, немецки...
Как-то С. С. Гейченко по моей просьбе взялся составить перечень стран, представители которых побывали в Михайловском, по, исписав лист, бросил.
– Лучше я назову имена писателей.
Но на этот перечень потребовалось еще больше времени и бумаги. И вот я держу перед собой будто бы не список, а оглавление еще не изданной, но необычайно полной антологии мировой поэзии.
Поэты из многих стран не только приехали поклониться нашему Пушкину. Все они читали посвященные ему стихи. Все они видели наш праздник и, конечно, расскажут о нем на родине. Всяк сущий на земле язык обогатится пушкинской мыслью, и народ, живущий в Европе или в Океании, в Америке или Африке станет богаче.
Не об этом ли думал Пушкин, когда писал свой "Памятник"?
Впрочем, вряд ли и его неуемная фантазия могла бы представить этот многоязыкий и блистательный турнир поэтов.
Лениздат выпустил томик Пушкина "Стихи, написанные в Михайловском". Издание повторяется и становится неизменной принадлежностью праздника. Может быть, придет время, когда в повестку дня встанет выпуск книги стихов, написанных для этого праздника и прочитанных под сенью вековых дубрав?
А пока поэты сменяют друг друга. Звучат стихи, и главный судья турнира - А. С. Пушкин - улыбается каждому.
Праздник идет и поодаль от трибун, на неоглядной поляне, на опушках, на берегах Сороти, Кучане и Маленца.
Бренчат гитары, таборами расположились семьи и компании. Не тают очереди у каруселей, других аттракционов, и не редеют толпы у книжных рядов. Но уже охрипли экскурсоводы в Михайловском и Тригорском. У них нет передышки, чтобы закусить, выпить стакан горячего чая.
Если стать у звонницы в самом центре Михайловского и прислушаться, со всех сторон донесется гул голосов.
И так будет до вечера, до того часа, когда исколесившие множество километров экскурсанты наконец выбьются из сил и найдут пристанище для отдыха, а опустошенные до предела экскурсоводы завалятся спать. Тогда наступит время главной экскурсии: почетных гостей поведет по заповеднику Семен Степанович Гейченко.