Дорогие спутники мои
Шрифт:
Были и другие встречи. Но все-таки и в этот свой приход к Ахматовой я волнуюсь.
– Мы же продумали все до мелочей, - уговаривает меня Гитович.
– А ты ведешь себя не как журналист, которому поручили взять интервью, а словно штабной работник, получивший задание разработать операцию.
Как бы там ни было - идем.
Анна Андреевна радушно встречает нас.
– Сегодня получила два подарка.
Анна Андреевна показывает нам изящный томик с рисунком Модильяни на суперобложке. Это - сигнальный экземпляр ее книги "Бег времени".
–
Гитович перелистывает томик и вдруг взрывается:
– Кто это тут поправил! Ведь я хорошо помню: было у вас
И на гулких дугах мостов,
И на Волковом старом поле,
Где могу я плакать на воле
В чаще новых твоих крестов.
Анна Андреевна спокойно парирует:
– Где это вы видели кресты на братских могилах?
На заросшем густой бородой лице Гитовича меняются краски.
– До гробовой доски не додумался бы... В самом дело, было не очень точно.
– Вот я и поправила. Стало "Над безмолвием братских могил".
– Он хочет расспросить вас насчет "Онегина", - нарушая "сценарий", кивает головой в мою сторону Гитович.
– Для "Литературки".
– Что за кавалерийский наскок?
– отшучивается Ахматова.
– Не забывайте, что я - старуха.
Анна Андреевна смахивает со стола невидимую пыль, а Гитович, обращаясь ко мне, говорит, но так, чтобы слышала Ахматова:
– Вот эта печь - замечательная. Тут как-то пришел американец терзать Анну Андреевну. Ему, видите ли, нужно было интервью. Он неосторожно прикоснулся к печке, а та возьми да и рухни на него.
– Это было ужасно, - смеется Анна Андреевна.
– Я ведь плохо слышу, но, наверное, был страшный грохот.
– Ну, а какой второй подарок?
Ахматова протягивает мне номер башкирской молодежной газеты "Ленинец". На ее литературной странице напечатана удивительная фотография: на бересте стихи Анны Андреевны. Под снимком подпись: "Тираж этой книги - один экземпляр. И "отпечатана" она не на бумаге...
Переписаны стихи в трудное для человека время. Чернил достать не удалось, а бумаги не было. Может быть, эти стихи помогли человеку выжить? Счастлива судьба поэта, чья лира так поддерживает людей".
– Зачем тебе про "Онегина"?
– неожиданно обращается ко мне Александр Ильич.
– Напиши о том, как много Анна Андреевна делает для умножения славы советской поэзии. Кто
– Александр Ильич, как всегда, преувеличивает, - улыбается Ахматова.
– Как же мне без России!..
– "Мне голос был. Он звал утешно..." Это ты имеешь в виду?
– спрашиваю я Гитовича.
– И это. И другие стихи. Вот такие, например:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Я вспомнил, что после прошлого своего посещения Ахматовой, когда мы говорили о Цветаевой, я зашел к Гитовичам.
– Мы только что говорили о Цветаевой. Мне показалось, что Анна Андреевна не жалует ее.
– Ты думаешь?
– саркастически улыбнулся Гитович.
– А ты видел, как королева относится к фрейлинам?
Я пожал плечами.
– Сильва, - позвал Гитович жену.
– А ну, покажи ему письма Цветаевой.
Я прочитал: "Ах, как я Вас люблю и как я Вам радуюсь, и как мне больно за Вас и как высоко от вас!..
Вы мой самый любимый поэт..."
В другом письме Цветаева звала Ахматову за границу.
Но и на этот раз Анна Андреевна "равнодушно и спокойно" "замкнула слух". Она осталась со своей Россией.
Все это проносится в моей голове, и я никак не мог вспомнить, с чего же нужно начать разговор, чтобы выполнить задание "Литературной газеты". Наконец вспоминаю две ахматовских строчки:
"Онегина" воздушная громада
Как облако стояло предо мной.
– Учти, по убеждению Анны Андреевны это облако является только раз и только одному поэту, - замечает Гитович.
– Ах, Александр Ильич, вы опять за свое, - отмахивается Анна Андреевна.
– Зачем возвращаться к тому, что уже давно ясно?
– Не очень.
Я вижу: Гитович вспомнил о нашем "сценарии" и начинает "работать" на меня, по тут же опять переходит в лобовую атаку: пусть Анна Андреевна скажет, что она думает о жанре поэмы.
Ахматова на минуту задумывается.
– Разве это всем интересно?
Но вопрос чисто риторический. Ахматова просто собирается с мыслями.
– Александр Ильич говорил вам о "доброжелателях", которые всячески советовали мне не заканчивать "Поэму без героя"? Предостерегали от, как им казалось, неизбежного конфуза. Я видела их заблуждение.