Дорогой бессмертия
Шрифт:
После короткой встречи, которая полностью подтвердила наши предположения, Ядзя пошла по второму адресу, тоже знакомому ей по первому посещению Луцка с моей матерью, на квартиру Григория Обновленного. Позднее у реки Стырь, около помещения районной полиции,. как условились, мы встретились.
– Баранчук и Обновленный работают на прежних местах, дома у них все без перемен, – сообщила Ядзя обстановку. – Жена Обновленного предупреждена, что через час к ней явится сын Марфы Ильиничны. Можешь ей довериться. Адрес запомнил? Ковельская, Наша встреча с Ядзей была назначена на завтра, на три часа дня, в конце
Глядя со стороны, никто не подумал бы, что у нас есть какие-то другие заботы, кроме любовных. Взявшись за руки, мы прошлись по улицам Монополевой и Ковельской, присмотрелись к новым местам. Потом я оставил Ядзю у домика Баранчука, а сам направился на Ковельскую.
9. ГОРОД В ОГНЕ
Мария Степановна Обновленная и ее мать Теофилия Ильинична встретили меня добросердечно. Григория дома не было, но женщины понимали, что меня больше всего интересует встреча именно с ним.
– Скоро придет Гриша, узнает, что ты сын Марфы Ильиничны, обрадуется, – успокоила Мария Степановна.
Я рассказал о смерти матери. Это встревожило женщин. Теофилия Ильинична заплакала. В это время открылась дверь и в ней показался рослый мужчина в полицей-ской форме.
– Что случилось? – недоумевал он. Мария Степановна рассказала мужу.
– Печально, – протянул Григорий и посмотрел на меня.
– Сын Марфы, Николай, познакомься.
Григорий пожал мою руку.
– Значит, сначала дерево пускает корни, а потом уже начинает расти вверх? Так? К нам прибыл с теми же хлопотами?
– Да.
Григорий попросил подробно рассказать, при каких обстоятельствах погибла мать. Волновался, в чьи руки попали переданные им сведения.
– Командование отряда благодарит вас за помощь, – прервал я его размышления. – Сведения в отряд доставила Ядзя, девушка, которая была с мамой. Помните?
– Знаю, знаю. А ты к нам с ночевкой?
– Деваться больше некуда.
– Оставайся, – без энтузиазма согласился Григорий.
На второй день к Обновленным зашла среднего роста, черноволосая, с голубыми глазами Нина Карст. Она казалась наивной и простой. На лице с тонкими бровями ле-жала печаль. Она была как бы отражением ее жизни, тяжелой, одинокой, безрадостной. С тех пор, как ее муж ушел на фронт, она перебивается на жалких харчах. Немало пришлось хлебнуть горя, пока устроилась на работу в молочный магазин. Но однажды туда явился немецкий офицер. Держался высокомерно. Медленным шагом он подошел к прилавку и спросил:
– Фрау ист фольксдойч? (* Женщина – фольксдойч?) – Нет.
– Кто же ты? – изменил тон немец.
– Украинка.
– А, украинка! – буркнул он под нос и тотчас же вышел. На второй день, в то же самое время, в магазин снова зашел офицер, а с ним – элегантно одетый мужчина в штатском и хрупкая, до безобразия напомаженная девица. Заговорил в штатском.
– Фрау Карст, мы вами вообще довольны, но оставаться в магазине вы больше не можете. Понимаете? Магазин обслуживает по карточкам только немцев. Фольксдойч Лора Брендорф вас здесь заменит.
Нину снова напугала неизвестность. Опять без работы. Кому пожалуешься? Кто тебя поймет? Эти продажные фольксдойчи? Или пресыщенный немецкий офицер?
Снова потянулись дни поисков работы. Наконец
– За проявление неуважения к немцам, вредные разговоры – тюрьма.
Нина начала работать и всячески старалась проявить себя с лучшей стороны. К этому времени она уже была связана с подпольщиками и аккуратно выполняла их зада-ния. Не один раз в ее комнате велись жаркие разговоры о самом насущном. Впоследствии квартира Карст стала конспиративной. Поэтому товарищи всегда заботились о том, чтобы ее хозяйка оставалась вне всяких подозрений.
– Немцы должны быть тобой довольны. Старайся им понравиться. Иначе у тебя нельзя будет собираться…
На улицу мы вышли вместе с Ниной. Стоял тихий вечер. Никилевым блеском отливала извилистая река Стырь.
– В Луцке устраиваетесь? – осведомилась Нина.
– Смотря какая работа подыщется.
Как знать, почему она этим интересовалась. Но в разговоре одной фразой я дал понять, мол, буду весьма признателен, если мне не дадут здесь скучать, разумеется, в хорошей компании. Мне почему-то вспомнились слова, сказанные Лукиным перед моим уходом в Луцк: «Дело не легкое, нужна выдержка, воля».
– Как же проходит ваша жизнь в Луцке? – в свою очередь спросил я у Нины.
– Да как вам сказать, не лучше и не хуже, чем у других, все время в хлопотах. Только недавно устроилась на новом месте.
И Нина уже не могла остановиться, пока не высказала все, что за эти несколько дней отстоялось на её душе. «А, украинка!» – повторила она несколько раз холодную реплику немецкого офицера.
Я посмотрел в её глаза.
– Не надо отчаиваться, – успокоил я собеседницу.
И если вначале мы проявляли излишнюю настороженность друг к другу, то теперь появилось, пусть еще робкое, но явное чувство доверия.
– А где вы проводите время? – задал я вопрос в надежде выяснить её окружение.
– Если хотите, могу вас познакомить с хорошими людьми, – намекнула Нина.
– Познакомьте, раз за них ручаетесь.
На очередной явке Ядзя сообщила приятную новость: Варфоломей Иванович Баранчук приготовил для отправки в отряд литр йодистой настойки и некоторые другие дефицитные медикаменты. Она также рассказала и о том, как украинские националисты неоднократно предлагали Варфоломею Ивановичу перейти врачевать в их банду, но он наотрез отказался. Однажды его даже хотели угнать туда насильно. Но ничего из этой затеи не получилось. – Ты еще об этом горько пожалеешь! – пригрозили националисты.
На этот раз записки на маяк я не писал, а устно передал с Ядзей о сложившейся благоприятной обстановке для связи с местным подпольем и создания «группы наблюдения». Ядзя благополучно добралась до маяка в Бодзячиве, передала Владимиру Ступину медикаменты, устную информацию и вскоре возвратилась в город.
В ближайшие дни к Измайловым зайти не удалось. Нина Карст познакомила меня с Антоном Семеновичем Колпаком, который вместе с женой проживал по улице Кичкаровской, № 11.
Два-три вечера прошли за праздными разговорами. Я внимательно изучал нового знакомого, его деловые качества. В один из таких вечеров, после обстоятельной беседы о положении на фронте, я задал вопрос: