Дорогой чести
Шрифт:
Но дома его ожидал частный пристав Пухов с докладом, что нонче под самый уже конец первого масленичного катанья сани, запряженные тройкой серых, сбили на углу Екатерининской и Троицкой девочку десяти лет, дочку солдатки. Девочка сильно ушиблена и одна нога сломана. Пухов, дежуривший на гулянье и сам все видевший, бежал за тройкой, кричал, приказывал остановиться, но где же пешему догнать? Однако обыватели сказали, что кони принадлежат приказчику откупщика, который теперь назначен в Невель, на место Квасова, а нынче приехал к нему в гости. Пославши квартального за лекарем, чтобы скорей оказал помощь пострадавшей, Пухов
Проклиная Квасова и его гостя, Непейцын отправился к пострадавшей. Пухов провел его в жалкую хибарку за Староречьем, где при свете сальной свечи на лавке под образами всхлипывала худенькая девочка с ногой в лубке и бинтах, которые наложил недавно побывавший Ремер, и с багровым синяком на скуле. Заплаканные мать и соседка меняли влажные тряпицы у нее на лбу. На отодвинутом на середину горницы столе были навалены куски красной рыбы, заливных, блины и рядом смятые синие пятирублевые ассигнации.
— От того прислано, кто Танюшку сбил? — спросил Непейцын.
— Так, батюшка! — закивала вдова. — Только до тебя молодец прибег, с подносу на стол шваркнул, деньги кинул и вон скорей.
Воротясь домой, Непейцын приказал отвезти вдове масла, муки, яиц — всего, что сыскалось в домашних кладовых, а сам засел писать грозное требование господину Матвееву, чтоб представил письменное объяснение, как могло случиться, «что сего марта одиннадцатого дня 1810 года около четырех часов пополудни во время катанья…» и т. д., с изложением всех провинностей вопрошаемого и состояния пострадавшей Татьяны Антоновой. Эту бумагу он отдал Пухову, чтобы чуть свет вручил виновному под расписку.
В полдень Сергей Васильевич в канцелярии получил ответ, писанный знакомым почерком Квасова, — видно, у господина Матвеева с похмелья руки тряслись, что было видно по подписи В ответе говорилось, будто пострадавшая Антонова «сама из-за детской глупости набежала под шедших мелкой рысью лошадей» и «что господину городничему надлежит обязать обывателей не пущать детей на улицу без присмотру, особливо во время масленичных катаний». В конце было означено, что Матвеев нонче отбывает в Невель, куда и следует адресовать ему бумаги, буде в таковых случится надобность.
— Ну постойте, вруны проклятые! — сказал вслух Сергей Васильевич и отправился к уездному лекарю, от которого потребовал письменного свидетельства о переломи ноги и ушибах Антоновой.
Ремер пытался возразить, что, может, девчонка сама виновата, но городничий грозно сказал, что про то будут судить власти, а от лекаря требуется свидетельство о повреждении здоровья и о непосредственных его причинах. Буде же не выдаст тотчас такового, то на него последует жалоба во врачебную управу, губернатору, а понадобится, то и выше. Ремер струсил и написал нужную бумагу.
Дома Сергей Васильевич отказался в сердцах от обеда и засел за донесение губернатору, прося привлечь Матвеева через витебских властей к судебной ответственности
— Ты, коли что, вели по-моему постромьи резать да заводить к нам во двор лошадей, — советовал Семен Степанович.
— Нет, я любого нагайкой отстегаю! — пообещал городничий и крикнул, чтоб подевали обедать да седлали Голубя.
— Позвольте, и я с вами, — попросился Фпдя.
— А съездишь нагайкой, ежели будут на людей наезжать? — спросил Сергей Васильевич.
— Кого велите — всякого излупцую!
Пухов и два будочника стояли по местам, и катанье шло чинно и неторопливо. Вдоль домов прогуливались разодетые обыватели, перекликаясь с ездоками. Сергей Васильевич с Федором сделали рысью два полных круга, потом встали на углу Козловской и Соломенской улиц и пропускали мимо себя катающихся. Знакомые купцы и чиновники подходили к городничему с расспросами про вчерашнее происшествие. Начало смеркаться. Федя в своей щегольской поддевочке ежился от холода, стало прохватывать и Непейцына.
— Ну, поехали домой! — приказал Сергей Васильевич.
Они только что тронулись навстречу веренице саней, как впереди раздались крики. Прямо на них, обгоняя и тесня катающихся, неслись сани.
— Собьют нас, Сергей Васильевич! — испуганно крикнул Федор.
— Въезжай на мостки! — приказал городничий.
Едва поспели заставить коней взойти в толпу расступившихся обывателей, на дощатый тротуар, как сани стремглав пронеслись мимо.
— Стой! Стой, тебе говорят! — закричал что было силы Сергей Васильевич, устремляясь следом.
От этого окрика кучер натянул было вожжи, но седок в бекеше с рыжим меховым воротником и такой же шапке, оглянувшись на преследователя, визгнул высоким тенором:
— Гони! Гони, Сенька!
Сани снова рванулись вперед, и Непейцын, не помня себя от гнева, помчался карьером за ними.
— Ах, гони! — кричал он. — Ну так на ж тебе, на! — И, поравнявшись с санями, начал полосовать нагайкой рыжую шапку.
Соседний седок в бобрах склонился вперед, поспешно поднимая воротник, но вот и его хлестнула раз, другой, третий чья-то плеть — хлестнула сильно, с оттяжкой, так что клочья меха взлетели в воздух.
— Бей их, разбойников! — кричал городничий диким голосом.
Избиение продолжалось всего несколько минут, за которые оба седока потеряли шапки и сползли на дно саней под полость. Но Матвеев ухитрился скрыться там вовсе, а человек в бобрах — это был Квасов — оказался столь тучен, что над краем полости продолжала торчать макушка его головы, прикрываемая от ударов руками.
Тут впереди закричало несколько голосов, и Непейцын увидел перегородившие дорогу дровни. Кучер натянул вожжи, в ту же минуту что-то заскрежетало, сани перевернулись, и седоки вывалились под ноги Голубя. Виной тому была каменная тумба перед купеческим домом, на которую налетел санный полоз. Пухов и будочники, устроившие преграду из вывезенных с соседнего двора пустых дровней, бросились к лежащим на земле. Человек с рыжим воротником поднялся сам. Кроме ударов по голове, от которых над бровью показалась кровь, он не получил повреждений. Квасов встал с трудом. Лицо его было бледно, он стонал: