Дорогой дневник
Шрифт:
Девочки многозначительно и хмуро переглянулись.
Яна порылась в кармане, выудила оттуда сигареты и закурила.
— А про нее вообще можно что-то думать? Это Баг в ней что-то этакое выискал. Неведомое больше никому.
— Баг — он и есть баг. — Лада тоже потянулась к пачке и щелкнула зажигалкой.
***
В
Господи, как же стыдно. А-А-А-А-А!!!!
Если честно, целостную картину вчерашних событий я пока еще до конца не восстановила: в голове возникают только разрозненные яркие картинки.
Ребята репетировали, мы пили, пели и ржали. Время исказилось, вытянулось и ускорилось. Незаметно все стали родными и близкими, хохотали до слез, братались…
Я крикнула, что жизнь — дерьмо, но мы в тельняшках, задрала толстовку, показала всем свой спортивный лифчик в бело-синюю полоску, и ребята по очереди дали мне “пять”.
Лада пыталась изображать танец живота, но Ваня сгреб ее в охапку и зажал в углу.
Помню, как Баг сидел на полу, прислонившись спиной к радиатору, и пел под гитару красивым голосом:
— …Только шепни: “Пожалуйста”…
Ты — волшебный свет…
И запретов нет…
Только с утра не плачь. — И смотрел на меня. У меня сбивалось дыхание и щипало глаза.
— …Время ушло…
Но, снова пытаясь повторить
Опыты первых фраз,
Я снова тяну за нить.
Трудно смотреть глазам.
Щурясь, ловлю улыбки тех,
Не доверяющих тормозам,
Но кто всех в итоге вытянет
В тот волшебный свет,
Где запретов нет…
Только с утра не плачь.
Веди меня
Дорогой мягких снежных троп,
А цвет седой, такой же белый,
Только уставший.
Держи меня…
Хотя я вряд ли уже побегу.
Нас время трет песком,
И даже куклы становятся старше… [10]
Просто
А потом он отложил гитару, подсел ко мне, осторожно взял за подбородок и…
Господи, увы мне, увы… Мы лизались с ним на том самом диване несколько часов кряду. Да так увлеченно, что до сих пор болят челюсти. Пристрелите меня, пожалуйста. Просто прибейте меня. А-А-А-А-А!!!»
***
Срабатывает будильник, и мама тихонько стучится снаружи. Быстро прячу тетрадь под подушку, но не успеваю изобразить глубокий сон и рассекречиваюсь.
— Во сколько вчера вернулась? — заглянув, скорее для порядка осведомляется она.
Скрыв одеялом половину лица и возможный перегар, вдохновенно вру:
— В половине двенадцатого, мам. Мы с одноклассниками гуляли по площади. Разошлись в двадцать два пятьдесят, но я не успела: пришлось очень долго ждать такси.
На самом деле мое возвращение состоялось гораздо позже. Было темно, родители спали.
Однако мама верит моей версии событий — улыбается, спрашивает, чего бы я хотела на завтрак, кивает и притворяет за собой дверь.
А я пялюсь в серый потолок, проглатываю огромный ком вины и едва дышу.
В час ребята отправились ночевать к Холодосу, а нас с Багом понесло на прогулку по ночному городу.
Мы шли, крепко держась за ручки, как пара влюбленных подростков. Болтали о разном, заговаривая в один голос, валялись в сугробах, делали «снежных ангелов» и смотрели на звездное небо. Какое-то время, видимо. Потому что в один из моментов Баг заслонил обзор, и мы снова самозабвенно присосались друг к другу. Я порхала среди этих самых звезд.
Господи-и-и-и!!!
Мы целовались даже перед открытой дверью такси — долго и увлеченно, и водитель начал забористо материться.
Я и сейчас пребываю в полном раздрае и состоянии измененного сознания, но в двух вещах уверена на все сто.
Баг — тот, кого я так упорно и безнадежно искала, блуждая в одиночестве и пустоте. И вчера между нами не было никакой Маши.
Глава 14
20 марта, понедельник, 7.20
Дописав до точки, нехотя выпутываюсь из одеяла и ковыляю в ванную, но, проходя мимо настенного зеркала в прихожей, подпрыгиваю от испуга: оттуда на меня взирает такое ужасное нечто, что над головой трубят ангелы апокалипсиса.
Шлепаю себя по лбу и тяжко вздыхаю: увы, это «нечто» — с мешками под глазами, губами, как у жертвы налетевших пчел или неудачной пластики и ярким смачным засосом на шее — всего лишь я.
А бонусом к отпечаткам вчерашнего порока идут головная боль, слабость и тошнота.