Дорогой дневник
Шрифт:
«Yato/Yaboku оставил вам 33 сообщения».
«Эльф, ты как?»
«Давай сегодня увидимся?»
«Эльф, надо поговорить».
«Эльф, пожалуйста».
«Не поступай со мной так, ладно?»
«Что-то случилось?»
«Пообещай, что не вредишь себе!»
— Пошел
«Вы действительно хотите заблокировать пользователя Yato/Yaboku?»
— Да, вашу мать. Да!
Кажется, я перестаралась: порезы оказались слишком глубокими, кровь собралась в ручеек и быстро устремилась к щиколотке.
Матерюсь себе под нос, зажимаю раны салфеткой и пускаюсь на поиски бинта.
Глава 16
23 марта, четверг, утро
Я почти не спала: всю адски долгую ночь пялилась в темный потолок, прислушивалась к звукам марта, влетающим в открытую форточку, комкала подушку, сворачивала в узлы одеяло.
Вопреки ожиданиям, порезы не заживали — с каждой минутой все сильнее тянули и ныли, боль накатывала невыносимыми, одуряющими волнами и к утру превратилась в пульсирующий ожог.
К ней прибавились ломота в костях, озноб, жар и слабость.
Несмотря на настойчивое жужжание будильника, я не спешу вылезать из кровати: в голове что-то противно пищит и при попытке подняться распадается на миллион мелких металлических шариков.
— Эля, опоздаешь! — предостерегает мама, проходя мимо моей двери, и я предусмотрительно прикрываю изрезанную ногу.
— Уже иду! — отзываюсь чересчур бодро. Зубы отбивают дробь.
Резко сажусь, и от подпрыгнувшей к горлу тошноты темнеет в глазах.
Где-то на полке, в дежурной аптечке, завалялся электронный градусник, но я и без него могу с уверенностью сказать, что температура приближается к тридцати девяти.
Возможно, причиной послужили гулявшие по актовому залу сквозняки, или же переживания последних дней, или…
Отдышавшись, отбрасываю одеяло, разглядываю рану и натурально паникую: она припухла и приобрела нездоровый, синюшно-бордовый оттенок.
Пробую дотронуться до нее, но тут же шиплю и отдергиваю руку.
Это хреново. Очень хреново.
Я где-то читала, что даже от незначительной царапины может развиться сепсис — заражение крови…
Самое время попросить помощи у родителей или обратиться к врачу, но как я объясню им, откуда вся эта «красота» взялась на моем бедре?
Сейчас, в бледном утреннем свете, я и сама уже не понимаю, зачем сотворила это с собой.
Проблемы не разрешились. Легче не стало.
С горем пополам накладываю на порезы повязки с антисептиком, напяливаю форму, всхлипывая и стуча зубами, лезу под диван и вытаскиваю из-под него пыльный футляр с давно забытой флейтой.
Подгадав момент, когда родители покидают кухню, спешу туда
Как бы там ни было, мне нельзя пропустить сегодняшний прогон: на него я явлюсь живой или мертвой. Выйду на сцену, облегчу душу, вновь стану хорошей.
Тогда и раны затянутся сами собой.
— Ребенок, жду в машине! — Папа подмигивает мне, целует маму в макушку, и голубки, глупо хихикая, скрываются за дверью.
Музыкальная школа всего в квартале отсюда, поэтому мама предпочитает ходить на работу пешком.
Под горло застегиваю парку, глажу развалившегося на коврике кота и, затаив дыхание, прислушиваюсь к голосам, шагам на площадке и шуму лифта.
Мне не хочется спускаться вместе с родителями.
Мне так нужны их тепло, забота и участие, что хочется заорать.
***
23 марта, 23.00
«Дорогой дневник!
Несмотря на то что жаропонижающее подействовало буквально через десять минут, я весь путь до гимназии ловила приступы слабости.
Папино авто медленно проползало по серым, не до конца проснувшимся улицам, а меня одолевала зевота, а еще — желание свернуться клубком на заднем сиденье и на пару часов стать невидимой.
Но я успешно боролась с собой.
Вцепившись в футляр, я безучастно втыкала в окно, пока не узрела в нем откровение.
Я увидела, как Баг бежит к своей остановке, чтобы успеть запрыгнуть в маршрутку, следующую до перинатального центра.
Удивительно, но как только мы познакомились, Бага вдруг стало слишком много в моем городе. Мы постоянно сталкиваемся, даже не намеренно. Вот и сейчас он чесал к маршрутке, и со стороны это выглядело так, как будто молодой, совсем зеленый парень по своей же дурости опаздывает куда-то, возможно, на учебу. Он был в черно-белых кедах, джинсах с дырками на коленях, за спиной болтался стильный рюкзак… Но он бежал, не разбирая дороги, кедами прямо по лужам, его темная куртка была расстегнута, а взгляд — пустой и совершенно затравленный — испугал даже меня.
Сердце тут же скрутило тяжкое, мутное ощущение безысходности. Захотелось на ходу выпрыгнуть из машины в грязь, схватить его за шиворот и спрятать ото всех.
Только бы симпатичный мальчик Женя снова стал беззаботным. Стал тем, кем кажется со стороны…
Но там, в стерильной палате перинаталки, его ждала прекрасная белокурая Маша — принцесса в заточении. И я проехала мимо.
***