Дороже всех сокровищ (Золотое королевство)
Шрифт:
— Охранников? — заинтересовался Родриго. Он откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. — Вы задаете слишком много вопросов, сеньор. Зачем вам знать количество охранников?
Рэйес нетерпеливо фыркнул:
— Сеньор, я буду торговать вином и надеюсь, что солдаты тоже будут моими клиентами.
— Понятно.
Даже не оглянувшись, Родриго приказал Энни:
— Принеси расписание.
В последнее время Энни начал раздражать его безапелляционный тон, хотя она знала, что грубое обращение было всего лишь маскировкой. Но скупые
Она выбрала из своей связки нужный ключ и открыла бюро Родриго, почувствовав, что Рэйес следит за каждым ее движением. Они с Родриго вели светский разговор, пока Энни перебирала бумаги. Охваченная злостью, она сделала маленькую отметку, аккуратно переправив дату отправки каравана. Рэйес — безжалостный делец, рабовладелец. Он хочет разбогатеть — хорошо, но только без ее помощи.
Не испытывая ни малейших угрызений совести, Энни положила бумаги перед ним. На мгновение его стальной взгляд остановился на ней, и ей показалось, что он заметил подделку. Нет. Просто он сгорал от нетерпения, был таким же алчным, как любой из конкистадоров. Читая, Рэйес графитовым карандашом одновременно выписывал нужные сведения на кусочек пергамента.
— Что-нибудь еще, сеньор? — спросил Родриго.
— Нет, — Рэйес удовлетворенно улыбнулся. — Благодарю вас, дон Родриго. Вы сообщили все, что нужно. До свидания.
Резко повернувшись на каблуках, он направился к двери. Увидев, что он приближается, рабыня вздрогнула от страха. Рэйес схватил ее за руку.
— Давай пошевеливайся. Дни твоего язычества сочтены, — он грубо вытолкнул ее на улицу.
— Дьявол! — взорвалась Энни. — Сукин сын!
Родриго сердито посмотрел на нее:
— Придержи-ка язычок, дитя мое. Не надо разыгрывать бравого парня, когда рядом никого нет.
Энни уперла руки в бока:
— Ну ладно, а что вы думаете о нем?
Родриго поставил руки на стол и устремил взгляд в окно, выходившее на площадь, по которой Рэйес волок за собой Касильду.
— Я тоже думаю, что он — сукин сын.
— Мне противно, — сказал Эван Касильде. — Мне действительно противно так обращаться с тобой.
— Ты получил нужные сведения, — Касильда сделала вид, что споткнулась. — Все не так уж плохо.
— Не так уж плохо? — Эван свернул на улицу, ведущую к церкви. — Как дико и отвратительно мне так обращаться с тобой! Как ты можешь выносить, когда тебя толкают, словно ты какая-нибудь скотина?
Они подошли к церкви.
— Я прекрасно могу это выносить, — заверила его Касильда, приостановившись, чтобы ему пришлось подтолкнуть ее.
Устав от собственного поведения, Эван грубо схватил ее за плечи:
— Но почему, черт возьми?
— Потому, что я люблю тебя.
Простой и прямодушный ответ заставил его окончательно потерять над собой контроль.
— Касильда, — прошептал Эван и, притянув
Этот поцелуй был эхом предыдущей ночи. В Касильде Эвану нравилось все: сила, красота, страсть. Всю ночь наслаждались они друг другом, этой неожиданно вспыхнувшей страстью, такой жаркой и светлой, как огонь. Эван нашел свою любовь в самом неподходящем месте, в самое неудобное время. Он не знал, куда приведет его сердце, но сейчас ему не хотелось об этом думать. Любовь к ней была так же неотвратима и неизбежна, как вызываемый луной прилив и отлив. Он сжимал ее в объятиях до тех пор, пока не почувствовал, как жаром окатило его чресла, и в висках застучала кровь.
Эван почувствовал, что Касильда вздрогнула и отшатнулась. Тут он осознал, что стук, который доносился издалека, был топотом обутых в сапоги ног. Касильда вырвалась из его рук.
Эван повернулся и увидел двух приближающихся солдат. Один из них вел на поводке большую серую борзую. На ступенях церкви стоял высокий худой священник и неодобрительно смотрел в их сторону.
Солдаты остановились рядом с ними.
— Что такое? — спросил один из них, одетый крестоносцем, в костюм зелено-белого цвета. — Ты проявляешь слишком большое внимание к этой шлюхе-язычнице.
— К тому же на ступенях дома Господня, — добавил священник.
У Эвана пересохло во рту. Инстинктивно закрыв собой Касильду, он старался не смотреть, на сверкающие на солнце мечи и кинжалы солдат.
— Она моя собственность, я привел ее сюда, чтобы окрестить.
— Ты как-то странно готовишь ее ко вступлению в истинную веру, — заметил один. — Мы неодобрительно смотрим на связь с язычниками.
— Да, — добавил второй. — Бери ее силой, если хочешь, но ради Бога, делай это дома, — его взгляд скользнул по Касильде. — Хотя я признаю, она просто прелесть.
«Интересно, — подумал Эван, — они тоже слышат, как колотится мое сердце?»
— Если вы позволите, я хотел бы переговорить со священником.
— Позже. Сначала сходим в казармы, поделишься с нами своим товаром.
Эван бросил умоляющий взгляд на священника, ожидая, что тот вмешается. Но священник просто наблюдал за ними с едва заметным любопытством.
«Католики, — презрительно подумал он. — Их религия — мразь, прикрытие для того, чтобы мучить невинных».
— Сожалею, но сейчас не могу, — небрежно ответил Эван.
Он тайком оглядывал улицу, прикидывая, смогут ли они с Касильдой убежать.
— В чем дело? — поинтересовался солдат. — Туземка — твоя любовница?
— Ну, конечно же нет. У меня здесь дело и нет времени на подобные развлечения.
Солдаты переглянулись.
— Тогда иди и оставь ее нам. Мы покажем ей, как настоящие мужчины должны обращаться с рабынями. Отойди.
— Ударь меня, — едва слышно выдохнула Касильда ему в ухо.
Эван сделал вид, что не слышит.
— Господа, мне кажется, что у солдат империи в такой час должны быть более существенные занятия.