Дороже всех сокровищ
Шрифт:
Эймос, хотя и неохотно, объяснил Жоли, где находится салун.
Зажав монеты в кулаке, она с важным видом прошествовала мимо мужчин, покачивая бедрами — точь-в-точь как Хейли.
— Не знаю, приятель, что она задумала, — проговорил Эймос, обращаясь к Гриффину, — но, в конце концов, это не наше дело.
Жоли вышла из конюшни, довольно улыбаясь. Пожалуй, эта Хейли в чем-то и права — чтобы завоевать сердце мужчины, для начала нужно смыть с себя грязь и пот и облачиться во что-нибудь поприличнее, чем кургузое платье из оленьей кожи и мужские штаны.
Сорвав с головы обрывок
А Джордан думал о Жоли и все время задавал себе один и тот же вопрос: почему эта малолетка так бесит его? Почему все, что бы она ни сказала, он воспринимает в штыки?
Он шагал в местную цирюльню — неприлично все-таки появиться за столом небритым и пропахшим потом и лошадьми. Да и подстричься бы не мешало, слишком уж он зарос…
Через полчаса Джордан уже сидел в деревянной бадье с горячей водой, с наслаждением вдыхая запах мыла. Как же все-таки приятно смыть с себя многодневную дорожную грязь! Рядом на гвозде висела чистая, новая одежда. Пора бы уже сменить на что-нибудь эти старые армейские штаны, каждая складка которых словно хранит в себе массу воспоминаний — не всегда приятных, а порой и таких, что лучше бы и не вспоминать…
Джордан закрыл глаза — и перед его мысленным взором снова возникла каменистая равнина, усеянная телами в голубых мундирах. Большинство из погибших там парней были ненамного старше Гриффина… Джордан был их командиром, а значит, нес за них ответственность. Он должен был тогда сделать что-нибудь, чтобы их уберечь! Прошло уже три года, а чувство вины гложет его до сих пор. Наверное, эта боль будет сидеть занозой в его сердце всю жизнь.
Джордан тяжело вздохнул, разогнав мыльную пену на поверхности воды. Три года уже прошло, а ночные кошмары по-прежнему мучают его — а теперь вот к этим кошмарам прибавилась еще и полусумасшедшая малолетняя полукровка… Всю прошлую ночь перед ним, словно наяву, маячило смуглое скуластое лицо с невинно-бесстыдной улыбкой и огромными зелеными глазами. Такой преданный взгляд Джордану приходилось видеть разве что у собак. В детстве, помнится, у него была собачонка — сколько ни гони, хоть ногами пинай, все равно крутится рядом и смотрит, смотрит в глаза пронзительно-преданным взглядом…
Но самое странное заключалось в другом — в самом Джордане. В нем все время боролись два чувства. При виде Жоли ему хотелось обругать ее, унизить, втоптать в грязь — и каждый раз, делая это, он ненавидел себя, чувствовал себя негодяем — и не мог остановиться. Его сестра Джасси наверняка не одобрила бы его за такое поведение.
Джасси… Для Джордана сестра всегда была эталоном честности и самоотверженности. Оставшись без матери с малолетним братом на руках, она, хотя и сама была тогда еще почти ребенком, приложила все силы, чтобы вырастить из него Человека. Образование, хорошие манеры, дисциплинированность — всем этим Джордан обязан Джасси. Когда он, будучи примерно в
Джордан улыбнулся, вспомнив то время. Сестра тогда беспокоилась за него, отец же и слышать не хотел ни о какой армии. Но в конце концов, видя решимость брата, Джасси встала на его сторону и убедила отца, что решение Джордана не сиюминутная блажь, которая скоро пройдет.
— Что ж, — заявила тогда Джасси, — я вижу, Джордан, спорить бесполезно. Если мы не отпустим тебя, ты все равно убежишь. Хочешь стать военным? Стань, но помни: в роду Синклеров никогда не было бесчестных людей.
Джордан оправдал ожидания сестры — служил честно, ничем не опозорив свой род. Но на прошлое Рождество, будучи в гостях у Джасси в Техасе, ему пришлось объяснять, почему он решил покинуть армию.
— Да, быть военным — почетный долг и все такое, — говорил Джордан, — но когда я вижу, какие дела у нас порой творятся…
— Ты хочешь сказать, что армия продажна? — удивилась Джасси.
— Ну, всю армию я, может, и не стал бы мазать черным цветом, но кое-кто из командиров… Встречаются, поверь, и такие, что хуже преступников. Что они, скажем, вытворяют с индейскими женщинами и детьми… Не стану рассказывать, чтобы не пугать вас.
— Ну, знаешь ли, индейцы порой тоже не ангелы… — попытался возразить Флетчер Армстронг, муж Джасси.
— А я и не говорю, что они ангелы, — согласился Джордан. — Но почему за грехи мужчин должны расплачиваться ни в чем не повинные женщины и дети?
Так Джордан ответил тогда. А сейчас… Да, он не может простить индейцев, которые перебили весь его отряд, — но почему Жоли должна расплачиваться за грехи своих соплеменников?
Жоли была права — ее новый наряд действительно подействовал на Джордана положительно. Он даже не сразу узнал ее, когда она вдруг появилась на пороге салуна «Последний шанс».
Джордан сидел с Эймосом и Гриффином за столиком в глубине зала, допивая пока еще первую бутылку пшеничного виски, когда двойные створки дверей отворились и на пороге возникла грациозная девичья фигурка в светло-зеленом платье. Что-то в ней показалось Джордану знакомым — где-то он уже, кажется, видел эту девушку… Сдвинув шляпу на затылок, он откинулся на спинку стула, чтобы вглядеться получше, но девушка вдруг исчезла.
Джордан обернулся к своим приятелям, словно желая спросить, не пригрезилась ли ему очаровательная незнакомка, как вдруг его плеча коснулась чья-то легкая рука.
— Ты ищешь меня, Жордан? — раздался волнующий женский голос.
Джордан обернулся. Перед ним стояла вроде бы Жоли — и в то же время не Жоли. Вместо привычного кожаного платья и джинсов на ней было надето роскошное платье с глубоким декольте и пышными юбками, соблазнительно шуршащими при ходьбе. На ногах — изящные высокие ботинки на маленьких аккуратных пуговках. Волосы уложены в изысканную прическу, а вместо запаха лошадей — тонкий аромат духов… Превращение необузданной дикарки в светскую красавицу произвело на Джордана ошеломляющее впечатление. Взгляды всех мужчин в салуне устремились на прекрасную незнакомку.