Дороже всех сокровищ
Шрифт:
— Черт побери, ребята, — снова проворчал Гриффин, — я готов поверить в эти дурацкие суеверия! Сами посудите — каждый раз, как только мы пытались добраться до золота, что-то случалось. Может быть, боги апачей и впрямь охраняют его?
— Я тебя умоляю! — скривился Эймос. — Мало тебе наших наук, так ты еще и заставляешь перед смертью слушать эти бабушкины сказки!
— Да ты только подумай, Эймос! — настаивал Гриффин. — Вспомни, что случилось, когда мы нашли большой зал с сокровищами. С потолка отвалился камень и перегородил нам путь. А потом, когда мы нашли золотые слитки, что случилось?
Эймос молчал.
— Землетрясение! —
— Это говорит о том, что мы снова оказались не в том месте и не в то время, — заключил Эймос. — Прекращай трепаться, парень! Надоел ты со своей болтовней. Ты все равно не заставишь меня поверить во все эти бредни про индейских богов!
На минуту снова воцарилась тишина. Гриффин, Джордан и Эймос тупо смотрели на кишащую людьми индейскую деревушку, расположенную в низине под тем холмом, на котором они были привязаны. Полуденное солнце немилосердно жгло. Безоблачное, синее до рези в глазах небо казалось огромной опрокинутой чашей.
— Желал бы я знать, — проговорил Джордан исключительно для того, чтобы хоть чем-нибудь нарушить гнетущую тишину, — где сейчас Жоли и что она делает.
— Пожелал бы лучше, чтобы мы выбрались из этой чертовой дыры! — горько усмехнулся Эймос.
Запрокинув голову, Джордан зажмурился от слепящего солнца и тяжело вздохнул. Мухи, слетевшиеся, казалось, со всей округи, немилосердно жалили тело Джордана, разбитые в кровь ноги сильно болели, стянутые ремнями кисти рук онемели, но утешало лишь одно — он пока еще жив, а значит, жива надежда на спасение. Во всяком случае, сдаваться без боя Джордан не собирался.
Но с каждым часом силы оставляли пленников. За два дня у них не было во рту и маковой росинки. Правда, поначалу время от времени их поили водой, но теперь, похоже, решили лишить и этого — за последние восемь часов к ним никто даже не подходил. Во рту у Джордана было сухо, как в заброшенном колодце. Соображал он тоже с большим трудом, но главное, пожалуй, было не это, а то, что он ничего не знает о Жоли. Что с ней? Где она? Жива ли?
Усилием воли Джордан заставлял себя держаться и не терять сознания. Это все, на что он был способен сейчас.
А Жоли в это время тоже боролась за жизнь — и не только за свою. Она стояла перед Нана и пыталась убедить его освободить пленников.
— Они не сделали никому ничего плохого, — повторила она уже в который раз. Голос ее звучал мягко, но твердо. — Они нам не враги.
— Может быть, тебе они и не враги, Гааду. Но они наверняка враги nde, — холодным тоном ответил вождь, и взгляд его черных глаз буквально пронзил девушку насквозь.
— Надеюсь, ты не сомневаешься в моей преданности твоему народу, великий вождь? — набравшись дерзости, произнесла Жоли. — Я родилась среди индейцев и прожила среди них большую часть жизни. Кто посмеет сказать, что я не nde?
Трое мужчин, которые находились в этот момент в хижине, сооруженной из веток и глины, молча переглянулись. Снаружи доносились привычная болтовня женщин и смех играющих детей, пение и стук лошадиных копыт.
Вместо линялых джинсов и грубоватой мужской рубашки — наряда, с которым Жоли не расставалась последние несколько
Однако сейчас Жоли стояла, низко опустив голову.
— Я знаю этих 'indaa', — проговорила она решительным тоном. — Они не такие, как другие их сородичи. Это хорошие умные люди. Они были добры ко мне.
— Dah! — Нана сделал презрительный жест. — 'Indaadogoyaada! 'Indaa'nant'an'agodil'ii.
Вождь скрестил руки на груди — в знак того, что аудиенция закончена. Жоли шагнула в сторону, уступая ему дорогу к выходу. Когда все мужчины покинули хижину, Жоли вышла следом за ними, слегка наклонившись в низких дверях.
Первое, что бросилось ей в глаза, — фигуры трех связанных пленников на холме. Сердце девушки невольно сжалось. Нужно что-то делать! Но что?
Жоли растерянно огляделась вокруг. Повсюду дымились костры, на некоторых кипели котлы. Собаки рылись в кучах мусора в поисках костей или мясных объедков. Жоли уже успела забыть эти характерные запахи индейского лагеря — стойкую смесь дыма, жареного мяса и гниющего мусора.
В нескольких шагах от девушки три собаки, оскалившись и рыча, гонялись друг за другом, пока одна из женщин, потеряв терпение, не начала бить их палкой. Псы разбежались в разные стороны. Тут же промчались два маленьких мальчика с острыми палками-пиками, маленькими луками и стрелами. Дым от костров ел глаза, но зато хорошо спасал от комаров и слепней.
Невдалеке несколько мужчин были увлечены какой-то игрой. Они шумно спорили, смеялись и беззлобно толкали друг друга. Жоли эта картина была знакома с детства. Для троих же пленников, наблюдавших за происходящим с холма, во всем этом мало что было понятно.
— Знать хотя бы, что нас ожидает, — проговорил Эймос. Голос негра звучал хрипло — во рту у него уже много часов не было ни капли воды. — Хотя, с другой стороны, нас, вероятнее всего, ожидает такое, что лучше об этом и не знать…
Ночные тени начали постепенно сгущаться. В темноте огни костров казались чьими-то огромными, горящими злобой глазами. У индейцев, судя по их танцам, веселье было в самом разгаре. Стук барабанов все нарастал, какой-то старик высоким пронзительным голосом пел — или, скорее, , выкрикивал — непонятную для пленников песню. Вокруг него то сужался, то расширялся хоровод извивающихся в экстазе мужчин и женщин. Вереница танцующих у подножия холма индейцев казалась пленникам огромной змеей.