Досрочник
Шрифт:
Приехала на десять минут раньше назначенного времени, и ждала на ветру, рядом у метро, у входа, как договорились. Белла, почему-то, не спешила, и Таня продрогла окончательно, легкие сапожки и колготки ветер продувал насквозь, и она уже не рада была, что связалась с тыквой. Сидела бы в своем кабинет и справки составляла бы в тепле и уюте. Наконец-то, на «москвиче» подъехала Белла. Она сама была за рулем и потому, была серьезна и сосредоточена.
– Кругом пробки, сказала она, светофоры работают безобразно.
Она вытащила из багажника огромное ядро с желто – синим отливом.
– Вот, какая
– Кушайте на здоровье, – сказала Белла, с облегчением в голосе, словно избавилась от ненужного груза. – Бесплатно это, денег не надо, – зачем-то, уточнила она, и поспешно юркнула в кабину красного, пыхтящего «москвича».
Обдав мощным выхлопом чихающего мотора, уехала, не оглядываясь, оставив, Таню с тыквой, которая вываливалась из рук. В сумку она тоже не влезала. Она несла ее, то на животе, то под мышками. Взмокла, куртка задралась и перекосилась. Когда перекладывала из одной стороны в другую супер тыкву, то треснул по швам рукав кофты. Ее кидало из стороны в сторону, а по раскрасневшемуся лицу выступили капельки пота. В переполненном вагоне метро ее качало, как шхуну в девяти бальный шторм. В спину толкали пассажиры, наступали ей на ноги. Она почувствовала, как хрустнул сустав в пояснице, не выдержав тяжести гире – подобной тыквы. Таня ругала тыкву, Бэлку и себя, за жадность.
Наконец-то, она доползла до своей квартиры. Не чуя рук и ног, от усталости, она долго приходила в себя, собираясь потом отварить тыкву, и подать ее на ужин. Но тыква оказалась пуленепробиваемой с бронебойным покрытием, от которого ножик отскакивал, как теннисный мячик, от стенки. Она сломала нож, сломала маникюр на пальцах, а потом, и вовсе обрезала руку. Тыква была, как чугунное ядро не разорвавшегося снаряда. Ядро вдруг свалилось ей на ногу, и раздавило мизинец. Таня вскрикнула, заплакала, подняла с трудом гирю-тыкву, и в порыве злобы швырнула в стенку.
Стенка тут же рухнула вместе со штукатуркой. Тыква – чугун с грохотом упала на пол, видимо, у соседей снизу обвалив потолок. Потому, что снизу нервно застучали половником по трубам парового отопления.
Она расплакалась от осознания потерянного времени и собственной беспомощности. А тут, еще ее коллега Манька Лукова позвонила, и с язвительной радостью сообщила, что ее разыскивал ее начальник Скок и, не обнаружив на месте, рвал и метал, и приказал отменить ей премиальные за квартал.
– Я по состоянию здоровья ребенка, попыталась оправдаться Танька.
– А это уж объясняй нашему Скоку, но он был вне себя, – язвила Маня.
Время поджимало к ужину. Придет с работы муж, и его надо кормить. О тыквенной каше уже мечтать не приходилось, хоть бы отварить дольки тыквы и смешать их потом с медом. Но как расколоть это чугунное ядро. Она направилась в кладовку и извлекла топор. Разрубила ее напополам с третьей попытки, зазубрив острие топора, и разбив до крови левую голень. Тыква оказалась полой, пустой, лишь тонкий слой желтой застывшей мякоти прилип к кожуре. Разрезать на ломти также не получалось.
Позвонила к подруге Вике, которая все знала и понимала на этом
– Тыква эта дрянь, старая, ссохлась и к пище не пригодная. Видимо, вместо того, чтобы выбросить на помойку, подарили тебе, – сказала Вика, на рынке за копейки тыквы любых размеров, сладкие и пышные, как узбекские дыни сахарные… То, что ты на дорогу потратила, хватило бы на две такие…
Таня решила позвонить Бэлке, и высказать ей о ней и ее тыкве все, что она думает.
– Пусть забирает ее взад, – решила она, набирая номер. Но к телефону никто не подошел.
Таня выбросила раскромсанное ядро в мусоропровод. И едва, успела перед приходом мужа сварить надежные сосиски, сдобрив их зеленым горошком на гарнир.
Бэлка позвонила через неделю, и как ни в чем не бывало, спросила:
– Ну, как тыква, яблочный аромат? Вот, ничего для друзей не жалко. Вот, какое дело, нужна справка на аренду, не можешь ли ты через Мэрию устроить? Небось, мужинек твой, бодрый после тыквы…
Таня хотела, сказать, что она – дура, как и ее тыква, и для нее она ничего не будет делать хорошего.
Но Бэлка ее опередила.
– Я вот, тебе приготовила кабачок с огорода, очень способствует, в тушеном виде, мужской потенции…
Сама не зная почему, Танька поехала на следующий день, на Шаболовку за бесплатным кабачком, который способствует мужской потенции.
Первоцвет Диляра
(сентиментальная повесть)
Уж сколько раз убеждался Лопсаков, что все женщины красивы на расстоянии. Особенно на обложках журналов и на экранах телевизоров, и лучше не сближаться с ними, чтобы не вляпаться в их проблемы. Причем, чем красивее баба, тем больше у нее самых разных проблем. Навешают на него детей, алиментов, тещ, попутных любовников, заставят его работать в три погибели, чтобы обеспечить им комфорт и одежку по моде, и все равно будут недовольны. В этом он не раз убеждался за свою жизнь. Одной требовался автомобиль последней модели, у другой и вовсе нечего одеть в обширном гардеробе. Может быть, он был и неправ в своем мнении о женщинах, но реально получилось так, что все его бывшие красавицы жены разбежались, разъехались, и он остался один на старости лет. Без квартиры, без внуков, но с алиментами на шее. Снимал комнату в грязной коммуналке, едва сводя концы с концами.
И только черно белая фотография, увеличенная и вновь обновленная, висевшая вместо ковра на стенке над кроватью, согревала его душу. Фотография его детства. На фотографии он вместе с одноклассниками с рюкзаками у ног запечатлен перед походом в горы. Там улыбалась ему его первая любовь Диляра…
Это было, тогда, когда он в далекой юности не догадывался об обратной стороне женской красоты, и наивно боготворил девчонок, словно неземные создания, сотканные из лепестков роз. Это была чистая, романтическая пора в его жизни, как утренняя свежесть горного воздуха. И чем старше становился Лопсаков, тем все чаще в памяти вспыхивала живительным лучиком тот прошедший миг. Словно, серебристый блеск падающей звезды в ночном небе, таинственный и невозвратный. В ту ночь, тогда тоже падали звезды в ночном небе Баксанского ущелья. Падали и рассыпались серебряными искрами…