Достоевский и Апокалипсис
Шрифт:
Ну, одно из двух: либо, ничего не зная о Чернышевском, попал в десятку, либо все знал и не заметил, что попал. Стало быть, еще третье есть: знал и попал. Пародия вышла гениальной — по форме, по существу; по злобе — кислотно-щелочной. Да ведь, в самом деле, — нечестно.
А какие пародии выдавал на Белинского. И прямо: «Мерзкая букашка», «Слабоумным старичком, приживальщиком, гувернером был бы сейчас у какой-нибудь барыньки прогрессивной». [175]
В Кармазинове — Тургенев? Тоже ведь отрицал. И как хитро придумал: Тургенев — гигант двухметровый, а Кармазинов у него — коротышка… «Я — не я».
175
Первая
«Всю жизнь за черту переходил». «Натура моя подлая и чересчур страстная». «И знаешь, что не прав, а настаиваешь».
И ведь в 1873 году, когда оправдывался (что я — Фаддей Булгарин, что ли?), ведь действительно ни на секунду не сомневаешься вначале, что вполне искренен и даже «кощуном» (от «кощунство») себя считаешь, заподозрив его в нечестности. Но факты, факты!.. А может, и вправду искренен, забыл — вот вам еще одно подтверждение: плохая память — чистая совесть, и наоборот.
Чернышевский. «Что делать?» Мало кто помнит, особенно сейчас, когда на Чернышевском любят жирно поставить крест, что Рахметов, роясь в книгах и отбрасывая с пренебрежениям большинство из них, вдруг говорит: «А, вот это хорошо, что попалась…» Попалось вот что: «Замечания о пророчествах Даниила и Апокалипсиса Св. Иоанна» Ньютона.
Лет тридцать назад я впервые обратил на это внимание. Мой соавтор тогда, Женя Плимак, не понял, пренебрег — я буквально заставил его найти этот том (Ньютона).
И уж конечно, это прошло мимо внимания В.И. Ульянова, которого, по его собственному признанию, Чернышевский «всего перепахал».
Некролог о Писареве
Никто так не насокрушал, никто так не набедокурил. Долго не мог я понять — почему так люблю его? Да потому что, проживи он даже чуть-чуть больше (а если бы десять — двадцать лет), то какие уроки беспощадные извлек бы он из себя, какие прозрения вперед бросил бы… Не надо его проклинать (Ахматова…). Надо о нем — сострадать. Надо набраться его нерастраченных сил. Его смерть, ранняя, — тоже одна из бед России.
Достоевский это понимал. Или по крайней мере предчувствовал. Ну представьте себе, что Достоевского, «петрашевцев»(!) расстреляли бы все-таки, тогда, 22 декабря 1849 года… Но ведь, быть может, такое случилось с Писаревым. Какие перевороты, какие самоперевороты при такой-то беспощадности к самому себе, при такой-то жестокой совести, — о Господи, что бы из него вышло.
Достоевского можно не понять тупо. Но Достоевского можно не понять гениально. В этом весь Писарев. А если бы он еще его и понял, Достоевского, то…
Библиотека Достоевского. Эпиграф: «Я страшно читаю <…> и сам извлекаю умение создавать…». «Учить характеры (! — Ю.К.) могу из писателей, с которыми лучшая часть жизни моей протекает свободно и радостно». [176] (Потом оговорить: учил характеры, конечно, — и из жизни.)
Как Достоевский любил читать вслух! Вслух! Как любил «представлять»… Да ведь и главное-то в произведениях его не «описание» (Тургенев, Гончаров), а — диалоги, ремарки,
176
Первая цитата — из письма брату Михаилу от 24/III 1845 г. (28, I; 108), вторая — из письма ему же от 16/VIII 1839 г. (28, I; 63).
Что помните? Что помним? Диалоги: Иван — Алеша, Алеша — Митенька, Иван — черт, Иван — Смердяков, Раскольников — Соня, Раскольников — Порфирий, Раскольников — Свидригайлов, Ставрогин — Тихон, Аркадий — Версилов, Князь Мышкин и… Вот ведь что в памяти. Вот эти огнедышащие диалоги, как будто все вулканы от Везувия до Фудзиямы разом взорвались и — разговаривают.
Тайна диалогов Достоевского, помимо всего прочего, в абсолютном знании им мировой драматургии. Диалоги в прозе. Диалоги в драматургии. Диалоги в жизни. Он едва ли не первый это понял. И вознамерился ликвидировать эту разницу и — почти — ликвидировал. Но даже он — не до конца, потому что конец здесь — невозможен.
Что такое для нас черновики писателя?
Не просто — прочитать дарованное, понять его, радостно и ужасно, не просто — восхититься, вдохновиться плодами, результатами труда гения, а: ПОБЫВАТЬ В САМОЙ МАСТЕРСКОЙ ХУДОЖНИКА.
Кстати, мое счастье: кое-где, кое у кого побывал — у Эрнста Неизвестного, Юрия Давыдова, у Эдисона Денисова. Даже у Фазиля Искандера. И, конечно, у Юрия Любимова. Пусть чуть-чуть, пусть «уголок картины» (по выражению Достоевского), но — побывал…
Ноют, кричат: «Ах, Достоевского, ах, Пушкина разменивают на театр, кино, теле…» Тупость, глупость. «Перевод» мировой классики на язык театра, кино, теле — абсолютно неизбежен, а стало быть, необходим. Все дело — только в качестве. Так боритесь за качество, а не против «перевода». Знаю, знаю, знаю… Лучше вас знаю, потому что специально подсчитывал: чтобы прочитать роман Достоевского, один хотя бы, нужно часов 50–70. Где их взять, если отмерено такое-то (очень подсчитываемое) количество времени. Тогда: не жить, а читать. Да, да, да, но КОЕ-ЧТО, несмотря ни на что, — прочитать абсолютно необходимо. Знаю: чтобы прочитать «Преступление и наказание», нужна реально неделя. Чтоб посмотреть фильм — два часа…
В конечном-то счете когда-нибудь, да и то может быть, — два часа будут равны двум неделям.
Вывод? Вывод — работать на более точные «переводы». Ну понимаю. Не знаю я английского языка. А потому знаю Шекспира только по Маршаку, Пастернаку, Лозинскому… Вопрос: надо переводить Шекспира? Вопрос: надо знать английский язык Шекспира? Ну вот и ответ: надо и то и другое.
Сновидения как художественные произведения
Определения сновидений и искусства совпадают. Особенно в отношении искусства Достоевского.
Вот говорит черт («Братья Карамазовы)»: «В болезненном состоянии сны отличаются часто необыкновенною выпуклостью, яркостью и чрезвычайным сходством с действительностью. Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления (! — Ю.К.) бывают при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями, что их и не выдумать наяву этому же самому сновидцу (сновидец как художник. — Ю.К.), будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев». [177]
177
Это слова «от автора» в «Преступлении и наказании» (6; 15–46). Черт в «Братьях Карамазовых» выражает ту же мысль, но несколько по-другому (15; 74).