Достоевский: призраки, фобии, химеры (заметки читателя).
Шрифт:
«Оставить славянскую идею и восточную церковь — все равно что сломать всю старую Россию и поставить на ее место новую и уже совсем не Россию. Это будет равносильно революции. Отвергать назначение [России] могут только прогрессивные вышвырки русского общества. Но они обречены на застой и на смерть…»
«…Восточный вопрос не выдумали славянофилы. Он родился раньше вас, раньше нас, раньше русской империи, раньше Петра Великого, родился он при первом
«Нации живут великим чувством и великою всё освещающей и снаружи и внутри мыслью, а не одной лишь биржевой спекуляцией и ценой рубля».
«Я социалист, но переменил идеал с эшафота. Великая идея Христа, выше нет. Встретился с Европой во Христе».
«В самом деле: почему добродетель так страшна? Заменить бы ее какими-нибудь аксиомами экономическими и затем всем бы и воровать на здоровье».
«Католичество надеется на владычество и мутит воду».
«Высшее счастье (выше счастья нет, как увериться в милосердии людей и в любви их друг к другу)».
«Европа — 2-е отечество, мы любим Европу наравне с Россией, наша народная личность — всечеловечность. Пушкин».
«Самоутверждение, эстетику, искусство для искусства. Нет, уж лучше воспевать голых женщин».
«Болезни воли — всё фантастичнее. Как и вся наша жизнь с Петра».
«Решение правое, решение высшее, решение русское».
«…до понимания Пушкина еще вся Россия не доросла. Теперь вопрос о Пушкине вместо художественности перешел в вопрос о народности».
«Некрасов отдался весь народу, желая в нем очиститься, даже противуреча западническим своим убеждениям».
«Слишком виновную душу не надо иногда слишком явно и поспешно укорять в ее виновности, много уж и без того было муки».
«Души поэтов мягки и слабы, мягки и податливы, и чем больше пишут стихов, тем больше мягчают и подаются».
«Правда выше Некрасова, выше Пушкина, выше народа, выше России, выше всего, а потому надо желать одной правды и искать ее, несмотря на все те выгоды, которые мы можем потерять из-за нее, и даже несмотря на все те преследования и гонения, которые мы можем получить из-за нее».
«Если б даже было и доказано, что мы не можем быть лучше, то этим вовсе мы не оправданы, потому что вздор всё это: мы можем и должны быть лучше».
«Извинение
«Юношам надо учиться, а не учить других».
«Не жившему совсем на свете так легко принять свечку за солнце».
«Пушкин был первый русский человек. Он первый догадался и сказал нам, что русский человек никогда не был рабом. И хотя столетия был в рабстве, но рабом не сделался».
«Фальшь тоже узнает народ, с какою бы печалью вы не приходили к нему».
«Всякий сильный ум и всякое великодушное сердце не могли миновать байронизма».
«Всемирная отзывчивость. Пушкин — положительное подтверждение этой мысли».
«Европа и удел всего арийского племени нам так же дороги, как Россия — удел всего арийского племени есть русское дело, родное нам, прирожденное, наша сущность, наш идеал».
«Все эти славянофильства и западничества — всё это лишь одно великое недоразумение, правда, исторически необходимое в просыпающемся русском сознании, но которое, конечно, исчезнет, когда русские люди взглянут прямо на вещи в глаза».
«Овладей собой и узришь правду и станешь достойнейшим праведником — наступит и для тебя золотой век. Это мысль русская, ее осознает и народ…»
«Удел той бедной и презираемой еще нами земли, которую в рабском виде Царь небесный исходил, благословляя. Чего нам стыдиться нашей бедности и нищеты».
«И тогда узришь Христа, не убьешь и не растерзаешь, а простишь и полюбишь, не призовешь защиты закона себе в помощь, — ибо сам исполнишь его».
«Пушкин реалист, каких еще не бывало у нас».
«Финал «Онегина»: русская женщина, сказавшая русскую правду, — вот чем велика эта русская правда».
«Духи и гении Европы — это недаром, этим многое обозначается, вот тут-то и пророческое значение Пушкина».
«Но есть еще чернь, толстосумы, невежественная чернь».
«Неужели восторг был оттого, что мы всех могущественнее и длинноголовее».
«Народ западный свергнет ту гнусную оболочку, в которую его заключили, и кончит тем, что найдет Христа. Может быть, к нам и придет за ним, к народу нашему великому, и тогда мы обнимемся и запоем новую песнь».
«Мои идеалы шире ваших».