Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Шрифт:
Но для чего говорить, что моя радость совершенна? Нтъ, нтъ она уменьшилась оскорбленіями моея гордости… Возможно ли снести то мнніе, что я боле обязанъ гоненіямъ ея родственниковъ, нежели ея ко мн склонности, или по меншей мр преимуществу о сей то неизвстности я еще печалюсь! но я хочу оставить сіе мнніе. Естьли я боле буду предаваться оному, то оно дорого будетъ стоить сей обожанія достойной двиц. Станемъ веселиться; что она уже прешла опредленныя границы; возвращеніе сдлалось ей совершенно невозможнымъ, что слдуя по тмъ мрамъ, которыя я предпринялъ, ея непоколебимыя гонители почитаютъ ея бгство произвольнымъ; и естьлибъ я сомнвался о ея любви; то подвергъ бы ее толико же разительнымъ опытамъ разборчиваго ея вкуса, какъ и лестнымъ для
Во вторникъ на разсвт.
Я возвращаюсь на крыльяхъ любви къ стопамъ моей любезной, которыя составляютъ для меня блистательнйшій престолъ во вселенной. Я судилъ по ея движеніямъ, что она встала уже съ своей постели. Что же до меня касается; то сколько ни старался; но не могъ въ полтора часа сомкнуть глазъ. Кажется, что я весьма высоко говорю о той матеріи когда имю нужду употребить столь низкія выраженія.
Но во всю дорогу, и по нашемъ прибытіи, для чегожъ дражайшая Клариса! ни чего инаго я отъ тебя не слышу, кром вздоховъ и знаковъ прискорбія? Будучи угнтаема несправедливымъ гоненіемъ, угрожаема ужаснымъ принужденіемъ, и толико погружена въ печаль по благополучномъ освобожденіи! Берегись… берегись… въ ревнивомъ сердц любовь храмъ теб созидаетъ.
Однако надлежитъ нчто уступить первымъ замшательствамъ ея состоянія. Когда она привыкнетъ нсколько къ обстоятельствамъ, и увидитъ меня совершенно преданнаго всей ея власти; то благодарность принудитъ ее сдлать нкое различіе, безъ сомннія, между темницей, изъ которой она удалилась, и полученною свободою, которою станетъ наслаждатся.
Она идетъ! Она идетъ. Солнце восходитъ, дабы ее сопровождать. Вс мои недоврчивости изчезаютъ при ея приближеніи, такъ какъ мракъ ночи при восход солнца. Прощай, Белфордъ! Естьли достигнешь ты хотя до половины токмо моего благополучія; то будешь, посл меня, щастливйшимъ изъ всхъ человковъ.
Письмо XСV.
Въ среду 11 Апрля.
Я начинаю опять продолжать печальную свою исторію.
И такъ когда влекома я была даже до самой коляски; то конечно трудно бы ему было посадить меня во оную, естьлибъ не воспользовался онъ моимъ ужасомъ, ухватя меня обими руками. Въ самую ту минуту, лошади поскакали во весь опоръ, и остановились въ Сент-Албан, куда мы прибыли при наступленіи ночи.
Во время пути, я нсколько разъ приходила въ безпамятство. Я неоднократно возводила глаза мои и руки къ небу, прося отъ онаго помощи. Боже милостивой! будь моимъ защитителемъ, часто я вопіяла. Я ли ето? Возможно ли! Потоки слезъ безпрестанно лице мое орошали: и стсненное мое сердце изпускало вздохи столь же принужденные, каково было и бгство мое.
Ужасное различіе въ вид и разговорахъ презрительнаго человка, которой очевидно торжествовалъ при успхахъ своихъ хитростей, и которой въ восхищеніи своея радости, оказывалъ мн вс т уваженія, которыя можетъ быть онъ нсколько разъ повторялъ въ подобныхъ симъ случаяхъ. Однако почтеніе не со всмъ его оставило при такихъ восхищеніяхъ. Лошади казалось летли на подобіе молніи. Я примтила, что понуждали къ тому довольно верховыхъ; дабы повидимому перебить наши слды. Я также обманулась, естьли многіе другіе конные люди, которыхъ я видла поперемнно скачущихъ по обимъ сторонамъ кареты, и которые однако казались отличны отъ его служителей, но были новыми нашими провожателями, которыхъ онъ разставилъ по дорог. Но онъ притворился, будто ихъ не примтилъ; и не смотря на вс его ласкательства, я такъ негодовала и
Представь себ, любезная моя, въ какихъ находилась я размышленіяхъ, выходя изъ коляски, не имя при себ ни одной двицы, ни другаго платья кром того, которое на мн было, и которое столь мало соотвтствовало толико продолжительному путешествію; не имя чепчика, повязавши простымъ платкомъ свою шею, будучи уже смертельно утомлена, и имя разумъ боле тла отягченной! Лошади столь покрыты были пною, что вс находящіяся на постояломъ двор люди, видя меня изъ кареты выходящую одну съ мущиною, конечно меня почли за нкую молодую вертопрашку, убжавшею отъ своей фамиліи. Я примтила оное по ихъ удивленію, перешептываніямъ, и любопытству, которое ихъ привлекало одного посл другаго, дабы изъ близи меня видть. Хозяюшка сего дома, у которой я просила особливой горницы, видя меня лишающуюся чувствъ, подавала мн различную помощь; потомъ я ее просила оставить меня одну хотя на полчаса. Я чувствовала, что сердце мое находилось въ такомъ состояніи отъ коего могла бы лишиться жизни; естьлибъ начала соболзновать о потер. Какъ скоро сія женщина меня оставила; то затворивши двери, бросилась я въ кресла, облилася потоками слезъ, и оными облегчила отягченное свое сердце.
Г. Ловеласъ прислалъ ко мн, прежде нежели я того желала, ту же женщину, которая усильно меня просила съ своей стороны, позволить ко мн придти моему брату, или сойти внизъ съ нею… Онъ ей сказалъ, что я его сестра, и что онъ меня увезъ, противъ моей склонности и чаянія изъ дому одного пріятеля, у котораго я прожила всю зиму, дабы прервать то бракосочетаніе, на которое я склонилась безъ согласія моей фамиліи; и что не давши мн времени взять дорожнаго платье, я на него была сердита. И такъ, любезная моя, твоя чистая и искреннйшая пріятельница включена была въ смыслъ сей сказки, которая, поистинн, весьма для меня была прилична, тмъ боле, что не имвши нсколько времени силы говорить и смотрть, своею молчаливостію и пораженіемъ ясно изъявляла досаду. Я скоре согласилась сойти въ нижній залъ, нежели принять его въ томъ поко, въ коемъ я препроводила ночь. Хозяюшка меня туда проводила, онъ подошелъ ко мн съ великимъ почтеніемъ, но съ такою учтивостію, которая превосходила братнюю, даже и въ такихъ случаяхъ, въ которыхъ братья стараются оказывать оную.
Онъ называлъ меня любезною своею сестрою. Онъ спрашивалъ меня, всель я, въ добромъ здоровь, и желаю ли его простить, увряя меня, что никогда никакой братъ и въ половину столько не любилъ своей сестры, сколько онъ меня любитъ.
Презрительной человкъ! Какъ ему легко было дйствительно представлять сіе свойство въ то время, когда я отъ толикой наглости находилась вн себя.
Женщина, которая не въ состояніи разсуждать, находитъ нкое облегченіе даже и въ самой малости своихъ мыслей. Она никогда не выходитъ изъ круга умъ ее ограничивающаго. Она ничего не предусматриваетъ. Однимъ словомъ, она ни о чемъ не помышляетъ; но я привыкши разсуждать, взирать на предстоящее, изслдывать правдоподобія, и даже до возможностей, никакого облегченія не могу получить отъ моихъ размышленій!
Я хочу описать здсь нкоторую подробность нашего разговора, произходившаго до ужина и во время онаго.
Какъ скоро онъ себя увидлъ на един со мною; то униженно меня просилъ, поистинн, голосомъ исполненнымъ нжностію и почтеніемъ, успокоить себя и примириться съ нимъ. Онъ повторялъ вс т обты честности и нжности, коихъ никогда мн не оказывалъ. Онъ мн общался почитать мою волю закономъ. Онъ просилъ у меня позволенія, предлагая мн, не желаю ли я посл завтра хать къ одной или другой изъ его тетокъ.
Я молчала. Но я равномрно не знала и того, что должна длать, и какъ ему отвчать.
Онъ продолжалъ у меня спрашивать, не лучше ли мн нравится занять особенное жилище по близости отъ сихъ двухъ госпожъ, какъ я сперва того желала.
Я все еще молчала.
Не имю ли я боле склонности остаться въ какомъ ни есть помсть Милорда М… Въ Беркшир, или въ Гравфтв, въ коемъ мы находились. Гд бы я не осталась для меня все равно, наконецъ я ему сказала, лишь бы только вы въ ономъ не были.