Достойный Розы
Шрифт:
Она вдруг протянула руку и положила ее ему на голову, играя его волосами. Дэвид снова почувствовал, как слезы потекли из глаз, но совсем не стеснялся их. За годы в Австралии он стал нервным и злым, а некоторые вещи легко вызывали его слезы. Но эта ласка, слишком нежная, чтобы быть возможной, казалась ему подарком судьбы.
— Ничего этого нет, — сказала Роза тихо.
— Нет? — он вскинул на нее глаза, не понимая, о чем она говорит.
— Кейр Морган был слишком самонадеян, — она усмехнулась, но как-то по-доброму, и тень пробежала по ее лицу, — он, лучший ученик колледжа, получив все богатства моего отца, поклялся увеличить состояние. Удвоить его. Сначала ему везло. Но потом он зарвался. Вложения оказались неудачны. Ему
Дэвид замер, не смея дышать. Неужели судьба наконец-то насытилась его страданиями, провалами, насмеялась вдоволь над его попытками выжить и сохранить в душе то чувство, что не позволило ему стать негодяем? Натешилась вдоволь, смотря, как корчится он от боли на столбе, как теряет сознание на плантациях, как рыдает над телом жены и над мертворожденной дочерью. Еще вчера Саманта смеялась над его страхами, а сегодня она, промучившись столько часов, наконец вдохнула, сжала его руку и просто закрыла глаза, будто уснула. А потом он сидел где-то во дворе, сжимая в объятьях маленького сына, боясь плакать при нем, пока Саманту готовили к похоронам. Роза же пережила катастрофу, узнав одновременно о потере денег и смерти Кейра Моргана, который так любил ее, что не смог простить себе ошибки. Судьба наказала Кейра, как умела, за то, что шел по головам, не оглядываясь на других людей. За высокомерие и самоуверенность. И он не выдержал наказания. Она наказала Кейра, дав Дэвиду безумную надежду, о которой он даже не смел молить Небеса...
— Этот дом и небольшой счет в банке — все, что у меня есть, — спокойно сказала Роза.
— Но ведь вы привыкли к роскоши, — он поднялся и сел рядом с ней, сжав ее руку, боясь, что проснется в своей постели в бараке среди еще полусотни таких же несчастных. Голова кружилась от вдруг вспыхнувших желаний, от ее улыбки, которую она и не думала скрывать.
— Я привыкаю к экономии, — улыбаясь сказала она.
— Но вы не можете жить в экономии! — страстно воскликнул Дэвид, пододвигаясь к ней, потом он снова упал к ее ногам, схватив ее руки в свои, забыв, что на нем выношенный плащ и старый костюм, а на ней — дорогое шелковое платье. Перед ним была Роза, просто Роза, та, которую он любил так, что сумел прийти к ней, пройдя через нечеловеческие страдания, — я клянусь, что снова сделаю вас богатой! Я клянусь... — он задохнулся, прижавшись лбом к ее рукам, — вы не смотрите, что я беден и руки мои выдают сразу же то, чем я являюсь. Бывший каторжник, почти нищий, я клянусь, что сделаю все, чтобы вы жили так, как привыкли жить всегда! Я обещаю, что вы никогда не пожалеете, если... — он замер, вдруг ощутив, насколько смешно его предложение, посмотрел на дорогие кружева на ее плечах, и отвернулся, не посмев произнести последние слова. Он сошел с ума, если поверил в чудо. Он...
— Если? — спросила она, и, высвободив одну из рук, положила ему на плечо.
— Если станете моей женой, — проговорил он почти беззвучно, сам понимая, какую ерунду он сказал.
Губы его задрожали, и он сжал их, снова боясь разрыдаться. Он отпустил ее руку и поднялся, отступив на шаг и кланяясь, как раб кланяется госпоже. Низко опустив голову. Этот жест ему из себя еще только предстоит вытравить.
— Я и сам понял, что не имею права оскорблять вас подобными словами, — сказал он потухшим голосом, — простите, миссис Морган. Я искренне раскаиваюсь в том, что сказал.
На лице Розы промелькнула улыбка, будто его осветил луч яркого солнца. Глаза ее засияли, когда она посмотрела на него.
— Я никогда не пожалею, — сказала она.
Он замер, не смея поверить в ее слова. Этого просто не может быть. Никогда. Он сейчас точно проснется, послышатся крики надсмотрщиков, и он побежит среди других таких же, как он, спеша быстрее занять свое место в шеренге, где получит
— Я никогда не пожалею, если выйду за вас замуж, — сказала она, поднимаясь.
Дэвид снова отступил на шаг.
— Я бывший каторжник, Роза, — проговорил он тихо, — я ничего не добился в жизни. Простите меня за эти безумные слова. Я принял мечты за реальность. Я привык так жить, в мечте. Чтобы выжить, чтобы просто жить, мне нужно было исчезнуть куда-то из реального мира, думать о чем-то, что могло поддержать меня и позволить надеяться. У меня следы кандалов на руках и ужасный характер, и мне трудно контролировать свои нервы... Я не подхожу вам в мужья, миссис Морган. Я хорошо осознаю это. Эти слова просто сорвались у меня с губ, когда я... — он опять махнул рукой, отвернулся и пошел вниз по тропинке.
Плащ его развевался на ветру, а Роза стояла наверху холма и смотрела ему в след.
— Дэвид, — наконец позвала она. Он обернулся, и она снова увидела его глаза, совершенно потухшие и уставшие, — Дэвид, вы отказываетесь от своего предложения?
— Это может только оскорбить вас, мэм, — хрипло проговорил он, — я же не хотел оскорбить вас ничем. А наговорил столько лишнего.
Роза рассмеялась и стянула на груди кружевную шаль.
— Я сама решу, что может оскорбить меня, — сказала она, — но я удивлена тем, как легко и быстро вы отказались от собственных слов, даже не пожелав выслушать мой ответ.
— Мне будет очень больно услышать отказ, — он опустил голову, — если лакей делает предложение королеве, какой может быть ответ? Не говорите ничего, Роза. Позвольте мне позже додумать эту сцену до... — он замолчал на полуслове, будто сказал что-то лишнее, резко отвернулся и почти бегом спустился в сад.
— Неужели мне придется бегать за вами, чтобы сказать вам “да”? — Роза снова засмеялась, и смех ее рассыпался серебром по округе.
Дэвид остановился и лицо его стало совершенно белым. Он так и стоял, ни в силах пошевелиться, боясь спугнуть этот момент наивысшего торжества, момент, когда наконец, после долгих испытаний, судьба вручает ему награду.
Она подошла ближе и остановилась перед ним в сиянии солнечных лучей, золотивших ее волосы.
— Вы не смеетесь надо мной? — прошептал он, боясь проснуться.
— Разве я когда-то смеялась? — так же тихо спросила она, — я однажды в каморке Нэнси сказала вам о своих чувствах, и никогда не отказывалась от них.
Он медленно взял ее руку в свои. Роза почувствовала, как холодны его руки.
— Если вы смеетесь надо мной, скажите сейчас. Мой сынишка не может остаться без отца, так рано лишившись матери. Я не переживу таких шуток. Я пережил все, но не смогу пережить вашего обмана.
— Вы обещали, что я не пожалею, если выйду за вас замуж. Я уверена, что не пожалею.
Дэвид провел пальцем по ее ладони, и руки его дрожали от переполнивших его эмоций.
— Вы никогда об этом не пожалеете, Роза, — выдохнул он, — никогда.
…
Целая серия статей в Нью-Йорк Таймс о положении каторжников в Австралии, о бесчеловечных условиях их труда, о невозможности после отбывания наказания стать уважаемым человеком, об издевательствах со стороны владельцев, о беспределе, творящемся на зеленом континенте, вышла в течении полугода, и произвела эффект разорвавшейся бомбы. Правозащитники и все сердобольные матроны в один голос твердили о необходимости запретить подобные издевательства. Серия статей быстро переродилась в увесистый том под названием “Семь лет в кандалах” под авторством мистера Дэвида Корвелла, бывшего каторжника. В интервью газете Таймс он рассказал, за какой преступление был сослан в Австралию, и что полностью раскаялся в своем прошлом. Его простила женщина, которую он пытался добиться обманом, но никогда не простит общество. Он показывал перед фотокамерами следы от кандалов, и говорил, что в душе его они отпечатаны не меньше, чем на теле.