Довлатов — добрый мой приятель
Шрифт:
— Я в некотором роде замужем…
— Даю вам неделю на размышления, но предупреждаю честно: вы намучаетесь. Я пьющий неврастеник. Люда, скажите честно, вы считаете мои рассказы настоящей литературой?
— Я считаю ваши рассказы замечательной прозой.
— Тогда вы не пожалеете, хотя как муж я полное ничтожество.
Дальше развивать эту тему было нелепо. Я вспомнила, что в Эрмитаже открылась выставка японского рисунка, и вместо ответа предложила Довлатову зайти на вернисаж. Сергей покачал головой:
— Ни в коем
— Как насчет музыки?
— В филармонии не был ни разу. Приемлю только джаз. Мечтал бы родиться Луи Армстронгом или Диззи Гиллеспи.
— А балет? — не унималась я.
— Не пришлось. Но если вы настаиваете, «Лебединое» или «Щелкунчик» попробую осилить.
Я посмотрела на часы: без пяти шесть. В это время муж Витя возвращается с работы, дочь Катя кончает делать уроки.
— Сережа, мне пора…
— Я показался вам занудой и наскучил?
— Нет, просто уже поздно.
— Зовет очаг семейный?
— Вы проводите меня?
— Вам о ч е н ь хочется, чтобы я вас проводил?
Все-таки он меня «достал».
— Нет, не очень… Не беспокойтесь. Спасибо за обед.
Я встала и направилась в гардероб. Довлатов рванулся было за мной, но вспомнил, что надо расплатиться. Пока он дожидался официанта, я схватила пальто и вылетела в декабрьскую тьму.
— С меня довольно, — бормотала я, оглядываясь на дверь. Хотелось удостовериться, что после всех этих грубостей он попытается меня догнать.
Я перебежала дорогу и нырнула в парадную цехновицеровского дома. Заодно вспомнила Сошальского и горючую смесь своего характера: нахальства и желания спрятаться.
Из-за приоткрытой двери подъезда вход в «Дельфин» виден как на ладони. Минут через пять появился Довлатов, потоптался в луже, повертел, как дятел, головой и устремился по набережной в сторону «Медного всадника» — кратчайшего пути до моего дома. Когда его спина скрылась в морозной пыли, я покинула свое укрытие, обогнула Адмиралтейство, вышла на Невский, свернула на улицу Герцена и вскочила в автобус. Проезжая Исаакиевскую площадь, я увидела молодого прозаика. Довлатов возвышался на углу Майорова и Мойки, оглядываясь по сторонам. Я вышла на следующей остановке, у Дома связи, перелетела мостик через Мойку и оказалась дома.
Семья была проинструктирована не звать к телефону, если меня будет спрашивать «бархатный баритон». Когда никого из домочадцев не было дома, я просто не отвечала на звонки, изнывая, разумеется, от любопытства. Несколько раз домашние докладывали, что кто-то дышит в трубку. Так прошло две недели.
Однажды очередной раунд моей борьбы с электронным микроскопом был прерван вторжением в лабораторию коллеги Славы Усова (теперь он стал известным прозаиком).
— Тебя
В коридоре стоял Довлатов в распахнутом настежь пальто на горностаевой подкладке, с папкой в руках. Он был без шапки, и черный бобрик его волос покрылся корочкой заледеневшего снега.
— У вас найдется для меня несколько минут? — не здороваясь, спросил Довлатов. Подавляя ликование, я ответила, что освобожусь через полчаса. Если он хочет, может подождать меня на кафедре.
— Я буду в библиотеке, в читальном зале, — сказал Довлатов.
Когда он вышел, меня обступили сотрудники:
— Откуда взялся такой красавец? Ему б усы, вылитый Петр Первый!
— Коллега из Горного. Мы пишем статью о микроструктурах глин.
— Ни хрена себе, какие соавторы бывают, — вздохнула Ольга Коровкина, специалист по мерзлым грунтам. — У нас послезавтра в школе вечер встречи. Нельзя ли его одолжить, чтобы девки попадали замертво?
Я выключила электронный микроскоп под кодовым названием «керосинка», однако промаялась на кафедре положенные полчаса. Зато в библиотеку по нашему знаменитому коридору неслась как газель и затормозила у самых библиотечных дверей.
Довлатов был сама сдержанность и благородство.
— Я написал новый рассказ… Хотите прочeсть?
— С удовольствием… Почту за честь.
За этот дурацкий политес я тут же мысленно обругала себя идиоткой.
Довлатов молча протянул мне папку с рассказом.
— Я собираюсь домой, Сережа, если хотите, проводите меня.
— К сожалению, не могу. Через пятнадцать минут у меня свидание у Казанского собора. — Довлатов как бы виновато улыбнулся, пожал мне руку и вышел из библиотеки.
Ну что, опять нарвалась? Слава богу, хватило ума не спросить: «Когда вы мне позвоните?». С другой стороны, почему он не сказал, что позвонит завтра?
Как же вести себя с Довлатовым? Обычно моими конфидентами и советчицами были Марина Ефимова и Галя Наринская, в прошлом жена Жени Рейна, в настоящем — Толи Наймана. Однако, я подозревала, что в этой ситуации их опыт был недостаточен. Мне мог помочь мужчина, ориентирующийся в лабиринтах психологии «пьющего неврастеника». Я позвонила своему лучшему другу Гене Шмакову.
— Реши сперва, зачем он тебе.
— Он талантливый, обаятельный, яркий, с ним интересно.
— И только?
— И лестно. Но если ты намекаешь на сам знаешь что, то об этом не может быть и речи.
— Это почему же?
— Уж очень он избалован и самоуверен. Мне с ним не справиться.
— Ошибаешься. Он просто куражится, а на самом деле закомплексован до ушей, — уверенно сказал Гена. — Он — начинающий литератор, нуждается в постоянном поощрении, как наркоман в героине. И тут появляешься ты с репутацией «литературной дамы» и считаешь шедевром каждый его рассказ. Ты для него баллон с кислородом. Ему просто необходимо держать тебя при себе.