Довод Королей (Хроники Арции - 4)
Шрифт:
Садан недобро косил глазом, черные ноздри возбуждении раздувались, впитывая непривычные и неприятные запахи.
Вряд ли кто-то из хансиров рискнет хотя бы подойти к нему, Алис непроницаемым лицом смотрел в глаза арцийскому владыке. Тот несомненно, знал толк в лошадях, но времена, когда он мог покорить ветроногого, занесло песками. Внезапно Меч Атэва ощутил острую жалость к воину и всаднику, получившему коня, на которого ему не сесть, не боясь покрыть сёбя позором. Повелитель не может быть сброшен лошадью и отвергнут женщиной! Брат велик, но он ошибся, вместо радости послав северному дею боль и стыд. Внезапно в голубых
– Я благодарю повелителя атэвов за дар, которому нет и не может быть равных. Но пусть простит меня сурианский Лев, если я вручу сокровище моему брату, покорившему Север. Я не мог придумать награды, достойной его доблести, но, увидев блистательного Садана, понял, что это рука судьбы. Герцог Эстре, прими коня коней как залог будущих побед.
– Мне остается доказать свое право на этот дар, - нагнул голову брат Филипха. Сбросив плащ на руки подбежавшего слуги, он, слегка прихрамывая, спустился вниз и без колебаний подошел к напрягшемуся Садану. Конь и человек замерли, глядя друг на друга, а затем северянин протянул руку и коснулся лоснящейся шерсти.
– Мы будем с тобой друзьями, черногривый, клянусь тебе, - герцог улыбнулся тем, кто держал жеребца, - можете отойти.
Старый Татар невольно покачал головой, но подал знак. Воины отошли, и случилось чудо. Садан продолжал стоять, а потом внезапно потянулся мордой к новому хозяину. Брат Дея все с той же улыбкой позволил себя обнюхать, а затем легко вскочил в седло. Атэвы. знавшие норов жеребца, не зря получившего свое имя, замерли, но ничего не произошло. Казалось, конь знает своего всадника с рождения. Жеребец легко переступил с ноги на ногу, взмахнул черным хвостом и пошел грациозной рысью, откровенно гордясь своим седоком.
– Аримма-ра Баадук [Велик Баадук в мудрости своей (атэв.).], прошептал Али, не веря своим глазам.
Вечером Меч Атэва воззвал к Пророку и, взяв лист каонгохcкой бумаги, написал Эссандру-ар-Шарлаху-гар-Арраджу. Али просил Северного Волка удостоить его совместной конной прогулкой.
2891 год от В.И.
29-й день месяца Копьеносца.
Арция. Мунт.
Александр Тагэре плохо помнил деда по матери, хотя Этьен ре Фло всегда был к нему добр. В памяти остался огромный старик с пронзительными глазами и громовым голосом, хотя возможно, сейчас Старый Медведь и не показался бы внуку грозным великаном. Что до Шарля, графа Марцийского, то тот погиб при загадочных обстоятельствах вместе с женой когда их единственному сыну было менее двух лет. В галерее замка Эстре Сандер видел портрет молодого светлоглазого и светловолосого человека в охотничьем костюме, чье веселое и дерзкое лицо никак не вязалось со словом "дедушка". Так что истинным дедом для герцога Эстре стал Обен Трюэль. Сандер любил толстяка, но всю силу своей привязанности осознал, лишь узнав о смерти Евгения. Александр с удивившей его самого злостью оборвал какого-то нобиля, заметившего, что следующим помрет старик Трюэль.
Но Обен не умирал.
Смерть словно бы забыла про великого обжору и интригана. Он почти не выползал из дома, но не утратил вкус к жизни и, по его собственным словам, "отнюдь не выстарился". Сандер привез старику копченые медвежьи окорока, болотный мед и травы, на которых эскотцы настаивают царку, а в ответ заработал роскошный ужин по-эллски. Им было о чем поговорить. Эстре рассказывал про Лося,
– Ей же ей, не упомню такой мрази, - Обен с наслаждением потянул носом, смакуя какой-то особенно заковыристый соус, - это я про этого хряка в мантии, а не про голубей. Их орехами откармливали, попробуй... Жорж умно поступил, честь ему и хвала! Стал кардиналом, хоть и не арцийским, а дальше поглядим, но от того, что Клавдий выделывает, чертям тошно. Про то, что он втихаря через трактирщиков беспошлинным ифранским вином торгует, я молчу. Исхитрился, и ладно, от этого разве что виноторговцам хуже. Что стрижет епископскую братию, как овец, даже смешно, да те и сами не промах. Быстрехонько наверстывают.
– Как стрижет?– не понял Александр.
– Да по-разному. То карету новую потребует, хотя Евгений чуть ли не пятьдесят лет в одной проездил, и ничего, то цепь к Знаку ему понадобилась, да не простая, а со звездчатыми богомольниками, то покои бархатом обтянул... Обычай завел: ежемесячно столько-то денежек в Кантиску, а сколько-то - кардиналу. Не считая поздравлений с праздниками, именинами и так далее...
– Граф, - Сандер придал лицу заговорщицкое выражение - вы все про всех знаете. Клавдий не родич Вилльо?
– Брат во Жадности, - хмыкнул барон.– Но то, что из ифранского корыта эта падла жрать продолжает, а тебя ненавидит еще с Оргонды, уже не шутки. Ненавидит и боится. И Жоржа боится, а перепуганный трус - зверюга опасная, особенно ежели ядовитый.
– В Арции пока еще решает король, а не клирики.
– Решает. Сандер, я тебе уже говорил, что мне восемьдесят?
– Да, но вам никогда не дашь.
– Правильно. А твоему брату дашь сорок? Филипп слишком много пьет.
– Я заметил.
– И мы с тобой знаем почему. Лучше не будет, не надейся, а хуже пожалуйста. Хорошо хоть, догадался отослать наследника в Ланже. Мальчишка не по годам понятливый, королю совестно при нем безобразничать.
– Я знаю, что с ним Гартаж. Это победа.
– Будем надеяться, что Элле не удастся заменить Эжена на Фернана. Реви и сам не хочет. Они с наследником не ладят, Да и уезжать из столицы главный "пудель" боится. Аганн после того, как на дочке Гастона женился, вовсе обнаглел, Фер боится, что его отпихнут. Как-никак Реви только брат королевы, а Аганн - сын, причем любимый... Было дело, надеялся я, что Филипп разведется и на мирийке женится, да красавчик Артур дорогу перешел.
– Артур командует королевской гвардией, - быстро сказал Сандер, - а просится назад в Эстре.
– Не бери. Парню в столице тошно, это так. И умом он не вышел, но честный до глупости и любит тебя и Арцию. Гвардеййцы от него в восторге, как же, живая легенда... Короче, Артур - наш последний козырь. Случись что-то вовсе гнусное, Бэррот сделает то, что ему скажешь ты. Или, на худой конец, я. Вот отец его, тот себе на уме, но пока он с нами в одной упряжке. С "пуделями" Антуану не по дороге, с Лумэнами и подавно.