Дождь в моем сердце
Шрифт:
— Сейчас сменю циновку. — Маирис проворно метнулась в угол и действительно постелила на пол свежее плетеное полотно. В целом это была обычная процедура — после каждого пациента подстилку меняют, но сейчас оно выглядело так, словно целительница не могла позволить, чтобы ее племянник даже прикасался к тому месту, где лежал «нечистый шадаг».
Сириан улыбнулся и стал снимать камзол. Я вздохнула. Почему у меня впечатление, что я попала не в верхний мир, а в детский стишок про двух упрямых рогатых дураков?
«В этой речке утром рано утонули два барана».
Может, потому, что заметила быстрый обмен взглядами и мне почудился
Глава 20
Что интересно, с Лильрина я только рубашку стащила, когда принималась за лечение, штанов не трогала. А вот Сириан раздевался как положено — до набедренной повязки, которая в этом мире была странная — такие очень-очень короткие облегающие штанишки из мягкой эластичной ткани. Я сама такие здесь научилась носить, это оказалось безумно удобно, как и такая же короткая кофточка на грудь с затейливыми вытачками и утяжками. То есть мне-то пока поддерживать особо нечего, а у многих девиц тут молочные плоды о-го-го еще до рождения детей, так без этой штуки совсем бы беда.
Но это я отвлеклась. Нижнее белье здесь очень хорошее, это да, но оно же почти ничего и не скрывает. Набедренная повязка у рисовых рабочих у нас в низинах и то была приличнее… так что на циновку улегся практически голый Сириан, а я спиной почувствовала, как нагревается воздух в классной комнате, потому что затихший на лежанке Лильрин буквально прожигал взглядом то меня, то бесстыдно оголившегося «чужого мужчину». Вот интересно, он правда такой дурак или прикидывается? Он в нижнем мире собирался жениться на лекарке! Он думал, я голого мужского тела никогда не видела и не щупала? Да я их не то что руками трогала за все места, я им и под кожу влезала! И не только под кожу — удаление цаплиного отростка кишки было рядовой операцией в обители, мы сначала на трупах практиковались, а потом и с живыми пациентами работали.
Тьфу, короче. Ну хочется Лильрину воздух в комнате греть — пусть его. А я работаю. И больше ничего не имеет значения.
Самое смешное, что и Сириан, похоже, был слегка разочарован моим равнодушно-деловым подходом. Для начала я не стала прикасаться к нему руками, только потоками. Начала с поверхностной диагностики и испытала странное удовлетворение, обнаружив три трещины в ребрах и множество повреждений в мягких тканях. Кроме того, этот бойцовый петух словил несколько раз в печень и в селезенку, а также явно побывал в удушающем захвате. И связку на руке ему порвало… порвал еще один такой же воинственный. Ладно хоть, почки не пострадали, но это, скорее всего, потому, что его никто не добивал упавшего.
Маирис наблюдала за моими действиями и тихонько посмеивалась в рукав, я сосредоточенно считывала диагностику, а между тем сопение у меня за спиной становилось все громче, пока я явственно не услышала сдавленный рык. И удивилась.
Оглянулась на Лильрина, проследила за его взглядом… и не выдержала. Покраснела, как девчонка!
И все потому, что этот безобразник в нижнем белье лежал на спине, а я, пока была сосредоточена на верхней части его тела и на голове, не обратила внимания на то, что еще один, сугубо мужской орган решил продемонстрировать мне свое полное здоровье и даже бодрость. А тонкая ткань, да еще тянущаяся… Короче говоря, Сириан тоже покраснел, сдавленно бормотнул: «Простите, эсса!» — и быстро перевернулся
А я обозлилась. Мало мне было проблем с одним бараном, теперь еще и второй на подходе в плане всяких нехороших поползновений в мою сторону. Со времени Гойчина любой намек на такие мысли вызывал у меня отвращение. Я понимала, что это неправильно, и вполне допускала, что когда-нибудь выйду замуж и захочу иметь детей, а сами по себе от сырости они не заводятся. Кому-кому, а целительницам это известно лучше, чем многим. Но… такое откровенное желание меня пугало. Хорошо еще, что этот сам засмущался и перевернулся.
Злобный взгляд в результате достался Лильрину. Несправедливо, поскольку как раз он хотел моего приданого, а не моего тела. Последним он собирался даже поделиться с моим братом, настолько оно его не привлекало. Но поскольку одним быстрым яростным взглядом я и ограничилась, совесть меня не мучила. Зато этот маленький выплеск позволил взять себя в руки, остудить голову и вспомнить, кто здесь целительница.
— Я закончила. — Примерно полчаса прошли в напряженной тишине, зато я могла гордиться собой. Я сделала все безупречно. Ну, мне самой так казалось, сейчас вот еще Маирис проверит и скажет свое мнение.
— Умница, детка. Все же то, что ты училась на целителя еще в нижнем мире, очень заметно. — Маирис подошла, и я только восхищенно вздохнула, глядя, с какой небрежной легкостью она манипулирует сразу веером диагностических потоков, буквально за несколько секунд снимая полную картину здоровья лежащего мужчины. Вот она кивнула удовлетворенно и посмотрела на меня с улыбкой.
— Дар богов — вещь хорошая, но внимательность к деталям, усидчивость и ответственность они подарить не могут. Как и много-много часов практики. Если будешь и дальше такой старательной и прилежной девочкой, лет через двадцать я с чистой душой уйду на покой и оставлю коллегию в хороших руках.
Меня и раньше хвалили — в обители. А дома — никогда. И поэтому я гораздо проще принимала замечания или ругательства в свой адрес, чем такую неприкрытую похвалу. Сразу ушам стало жарко, руки одеревенели так, что я не знала, куда их деть, а глаза стали мокрыми — стыдоба! Хорошо, Маирис уже отвлеклась от меня и скомандовала:
— Вставай, племянник, хватит изображать умирающего. Тебе на теплой лежанке отдыхать не нужно, не настолько много ты потратил из своего Цы. И ты вставай, шадаг. У тебя тоже все в полном порядке, можешь браться за метлу. А то половина двора еще не метена.
Угу, с лежанки Лильрин, конечно, встал. Но во двор вовсе не торопился, пользуясь тем, что прямого приказа от меня не было. Он спокойно так и медленно поправлял одежду, ни на кого не глядя. Вроде бы не глядя. Я не сразу сообразила, чего он возится, а потом до меня дошло. Он ждал, пока Сириан оденется и тоже уйдет.
Фа-а-ай… И смешно, и плакать хочется. Мужчины! Почему они такие странные и такие… бараны?! Заметив манипуляции моего шадага, Сириан тоже вдруг из вполне бодро одевающегося воина превратился в парализованную улитку. Штаны и рубашку он натягивал в час по одной рисинке, тщательно расправляя каждую складочку, и так играл мышцами, а еще крутил задницей, что я заподозрила его в знакомстве с тайными танцами, которым учили всех невест в доме свахи. Этими танцами полагалось ублажать и соблазнять мужа перед тем, как возлечь с ним. А этот кого соблазняет? Ну не Лильрина же… Меня?!