Дождь в моей душе

Зимняя Марина

Мот и правда занялся этим делом. Большая территория нашего двора засеяна газонной травой. У папы в гараже стоит новенькая газонокосилка, которую он приобрел этой весной, а еще есть бензиновый триммер. И Матвей решил слегка подработать, раскидал по почтовым ящикам объявления со своим номером телефона и предложением за умеренную плату покосить траву во дворах всех желающих. И дело очень даже неплохо пошло. Сначала позвонили одни соседи, потом другие. В прошлое воскресенье он вообще ушел в семь утра и вернулся к десяти вечера. Я его просто потеряла. Испереживалась и издергалась вся. Собиралась идти на его поиски, потому что трубку он не

брал. Уже выходя за калитку я увидела брата, шагающего мне на встречу с триммером, закинутым на плечо. Он был похож на настоящего лешего весь зеленый в ошметках скошенной травы. Его некогда серая майка была уничтожена зеленым соком, шорты аналогично майке полетели в мусорное ведро. Зато его белозубая улыбка сверкала в тот вечер как никогда, когда он вкладывал мне в руку десять тысяч, пояснив при этом, что оставил себе немного на карманные расходы.

– Стримить буду, - бормочет брат недовольно, но из моих объятий выбираться не спешит. – Я в "Контру" неплохо играю и в "Доту".

– Хорошо! Но на учебу чур не забивать! И хоккей!

– Да понял я, понял! Учеба и хоккей на первом месте, - говорит брат, поднимаясь с дивана.

– Стримить пошел? – улыбаюсь ему я.

Мот усмехается и направляется к лестнице, быстро поднимается наверх и кричит уже со второго этажа.

– Шуруп!

– Что?

– Я тебя люблю!

– Я тебя тоже, - кричу ему в ответ и вытираю увлажнившиеся уголки глаз.

***

Спустя два месяца

– Сашенька! У меня для тебя не очень хорошая новость, - произносит Инна Геннадиевна, - отпивая кофе. Я присаживаюсь на диван в ее кабинете и замираю в ожидании.

– Инна Геннадиевна! Мы вроде все с Катей решили! Там и проблемы то не было, так глупейшая ситуация… - пытаюсь объяснить наш последний скандал с Катей, - та проблема выеденного яйца не стоила. Просто я наконец запоролила свой компьютер. Теперь каждый работает исключительно за своим.

– Ой! Ты об этом? Забудь! Катя и правда стала невыносимой. Что поделать гормоны… - еще раз отмахнувшись произносит женщина.
– После Нового года она уйдет в декрет, и мы с тобой спокойно заживем.

Да, хотелось бы чтобы она ушла уже в этот декрет. Но боюсь, что не стать Кате в ближайшие месяцы мамочкой. Мне кажется, что она просто наедает себе жир, а ребенка в ее животе нет и в помине. К тому же мне стало известно, что ее свекровь работает акушеркой в одной из женских консультаций, поэтому Катюша так вовремя обзавелась справкой. Она надеется выжить меня раньше, чем раскроется ее фиктивная беременность, но боюсь, что она просчиталась, время идет, а серьезно навредить моей работе ей еще не удалось.

– Елена Михайловна ногу сломала, - устало произносит начальница.

– Дроздова?
– уточняю я.

– Да, она самая. Ты себе даже не представляешь, как я расстроилась. Я только подобрала ему подходящую помощницу. Кто бы мог подумать, что его устроит женщина пятидесяти лет. Но она оказалась такой умничкой, такой порядок в приемной навела, папочка к папочке, документ к документу, все журналы в порядок привела. Мне показалось, что он даже подобрел немного. По крайней мере на последних трех планерках меня не распекали как школьницу, за профнепригодность набранных мной работников. Вот чего ее на стремянку то понесло?
– Я смотрю на начальницу. И начинаю понимать к чему она все это мне рассказывает.
– Шторы снять решила! И вот, теперь в гипсе минимум на два месяца.

–

Вы хотите, чтобы я заменила ее на это время?

– Шурочка! Ну как я к нему эту токсикозницу отправлю? Она как услышала эту новость аж позеленела вся и в уборную рванула. Я то по началу ее хотела в приемную отправить, она все же поопытнее тебя будет. Но боюсь, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Хорошо! Я поработаю в приемной.

– Вот и славненько! Ты девочка умненькая, быстро разберёшься. Да и Роман Александрович немного поостыл. Это поначалу он тут разборы полетов устраивал, сейчас его уже не шарахается каждый встречный.

– Да ладно уж. Не объясняйте. Если честно мне он ни тираном, ни деспотом ни разу не показался. Просто он слишком серьезный. Ничего страшного, это же временно.

– Вот и хорошо! Я боялась, что ты испугаешься.

***

Я совершенно спокойно отнеслась, к своему временному переходу в приемную директора. В конце концов секретарем работать это не кандидатскую защищать. Просто нужно быть пунктуальной и внимательной к мелочам. Не думаю, что это та работа с которой я могла бы не справиться.

К слову наша жизнь стала потихонечку налаживаться. Матвей ходит в школу и на хоккей, я работаю и подрабатываю своим привычным способом по вечерам. Мы помогаем друг другу во всем. Трижды в неделю навещаем дедушку. По вторникам к нему ездит Матвей, по четвергам я заскакиваю после работы, а по воскресеньем мы навещаем его вместе. Дедушка Коля очень сдал, но все равно перебираться к нам не спешит. Хотя кроме как вскипятить чайник и подогреть готовый обед в микроволновке ничего уже не может. Мы готовим на троих, регулярно отвозя ему еду. Стирка и уборка его квартиры тоже разумеется на нас. Спасибо Матвею, парой он очень выручает меня с этим.

Оформление опекунства, тоже прошло достаточно гладко. Я давно совершеннолетняя и самостоятельная к тому же трудоустроенная. Кому как не мне заниматься воспитанием младшего брата. Органы опеки во многом пошли нам на встречу, разумно рассудив, что семья мы благополучная.

Вот только одно не меняется в нашей жизни, как бы она не налаживалась. Боль от утраты родителей не проходит. Иногда мне кажется, что временами она только усиливается. Я научилась справляться со своими эмоциями и уже не плачу от того что на глаза все время попадаются родительские вещи хранящие воспоминания о них. Я вообще не плачу. Слез больше нет. Они закончились пару месяцев назад и резервуары этой жидкости так и не восполнились в моем организме. Матвей тоже тоскует, но все меньше и меньше показывает эту тоску. Я знаю, что порождает эту боль. Эту боль порождает страх. Страх, что их образы со временем изгладятся из нашей памяти. А я не хочу забывать маму и папу. Я хочу помнить их до своего последнего вздоха.

– Давай съездим завтра на кладбище, - произносит Матвей становясь рядом со мной у окна. Я смотрю в окно прямо на липу, пожелтевшие листья которой жестоко рвет осенний ветер. На улице льет дождь. Завтра мама с папой отметили бы годовщину своей свадьбы. Мои родители прожили вместе почти двадцать четыре года.

– Умерли в один день, - шепотом произношу я.

– Они умерли в один месяц, Шур, - поправляет меня брат.

– Нет, Матвей! Папа умер в ту же минуту, когда умерла мама. Последние девять дней жила только его физическая оболочка, но не душа. Ты помнишь, как они любили друг друга?
– Брат кивает.
– Я тоже помню…