Дождь в полынной пустоши
Шрифт:
– Он посчитал мое мнение о Габоре аф Гусмаре предвзятым.
– И вы его переменили? Мнение?
– С чего мне его переменить? Нет, конечно.
– Откроете секрет почему?
– Расхождения в способах предупреждения непоправимых последствий и невосполнимых утрат....
Канцлер восхищаясь унгрийцем, мотнул головой - во, заплел!
– .... Самый очевидный, извинения баронессе Аранко...
– А неочевидный?
– Там тоже ничего архи сложного, но и он не принят к рассмотрению.
– Значит, не срядились?
– накрыл канцлер
Вот и первопричина беспокойства. Договорился я или нет? Ладно канцлер. Ему за это платят. Много. Понимаю гранду. Сугубо личная заинтересованность. А фрей? - здесь унгриец не продвинулся в рассуждениях не на пядь и предположил самое простое.
– Если только по долгу и зову сердца, - и был не так уж неправ. Про долг и сердце.
– Договоренность это всеобъемлющее соблюдение интересов участников переговоров, - развел руками Колин.
Облегчение и просветление у гранды. Не пойми что с фрей и стариком.
Ай-яй-яй!
– спохватился унгриец, озорно зыркнув на Старого Лиса.
– Упустил маленькую поправку. Для наилучшего взаимопонимания.
– Саину Исси нечего мне предложить. Во всяком случае, сегодня.
Теперь хорошо. Троекратное ,,торгаш! только что не ощущалось тактильно. В качестве оплеух.
– И чего же вы ждете от саина Исси? Завтра или в последующие дни?
– насторожено выпытывала гранда у Колина.
Насторожен и канцлер, и как не покажется странным фрей. Колин посетовал на свою невнимательность. Не уследил за Арлем на совете. Не она ли подсмотрела поданный им сигнал? Сам же от подозрений отказался. Доносительство противно Писанию. А Канон Веры для исповедницы - свет в окне.
– Персонально от Маммара аф Исси ничего, - не затягивая, пояснил унгриец.
– Но и кроме него достаточно лиц пекущихся о наилучшем способе разрешения осложнений с поединком.
– То есть переговоры всего лишь отложены?
– продолжала выяснять Сатеник, прекрасно понимая, к чему новик клонит. Но ей нечего предложить из обозначенного Поллаком. Ни сейчас, ни позже. А вот ,,унгрийской скотине похоже показательно плевать, кто выложит ему баронство на блюдечко.
Не пожалела бы маркграфства!
– колотилось её сердце переполненное отчаянием. От пустого обещания легче не делается. Маркграфства-то нет. Ничего нет.
– А лично вы, за поединок?
– фрей не настолько наивна, не видеть заинтересованности унгрийца в предстоящей схватке с Гусмаром, и не настолько несведуща кто стоит за альбиносом. Поллаку сильно повезет, если он, ,,отправившись за шерстью, сам стрижен не останется.
– Как всякий мужчина под этими благословенными небесами, - не отказывается Колин решить конфликт оружием.
– Речь не обо всех, а о вас.
– Я не исключение.
Фрей хочется сказать красиво и поучительно, но она запаздывает с поиском подходящей моменту красивости. Унгриец, не удовольствовавшись коротким ответом, дал более развернутый.
– Не нахожу в том предосудительного, настаивать на признании саином Габором неправоты
Намерения унгрийца, прозвучав достаточно миролюбиво, оставляли широкое.... широчайшее поле для домысливания. Неразумность в чём? Ответственность перед кем? И само собой чем? Разобраться, камешек к камешку в будущее баронство, поскольку Гусмар никаких извинений не принесет. Ни публично, ни с глазу на глаз, ни письменно, ни устно. Ни в мыслях, ни в холерном бреду. Отсюда, покаяние Габора маловероятно и сие обстоятельство унгрийца устраивает. Свое он, так или иначе, взыщет.
– Вы слишком печетесь о баронессе, - выказал подозрение канцлер, начисто лишенный иллюзии бескорыстия человеческой породы. Насколько он успел изучить новика, у того каждый шаг приносил прибыток. В буквальном и переносном смысле. Подобное произойдет и с поединком. Как унгриец преуспеет, не представлялось даже ему, искушенному в жизни. Многолетний опыт придворного не подсказывал вариантов, лютым волкам насытиться, а овцам благополучно уцелеть. А они, варианты, должны быть.
Аппетит у шельмеца, будь здоров!
– в который раз икнулся Латгарду баронский феод. И что поразительно, никакой обремененностью моралью. Платите и получите требуемое.
– Ценнейший тип, наш Поллак.
– Мы оба из Унгрии. Для нас это много значит.
Признание любви к ехидне из уст унгрийца выглядело бы гораздо правдоподобней. Или объяви он себя святой Лючией*. Тоже самое.
Издеваешься?
Издеваешься?!
Издеваешься!!!!
Реакция всех троих. Отповедь окончательно зарвавшемуся лицемеру.
– Некоторое время назад землячество вас нисколько не вдохновляло, - взялась говорить гранда. Высокий статус это не преимущество. Тягло, со всеми вытекающими последствиями.
– Некоторое время назад эсм, я счастливо жил в Мюнце...
Недоверчивый взгляд канцлера впился в Колина. Услышим доказательства и подробности пасторального жития?
– ...где знаком каждой уличной шавке. Меня привечали во всяком доме, во всякое время. Ночь-полночь, день-полдень. Поили-кормили в шинках под поручительство собственным именем и не напрягали ни с закладом, ни с долгом. А девицы почитали за честь добиваться моего внимания. В Карлайре я лишился всего, что мне близко...
– Особенно внимания девиц, - комментарий достоин фрей, но прозвучал от Сатеник.
– Не особенно. Но, то же, знаете ли, не хватает.
Любимый приемчик камер-юнгфер. Как сообразите, так и понимайте. Нехватка внимания или дефицит девиц?
– Эсм Янамари оказалась в том же положении, что и я. Быть унгрийцами, спасительная возможность не отчаяться в одиночестве. Просто чудо, нам нашли угол под этой крышей. О куске хлеба и не говорю.
– Для бедных провинциалов вы неплохо устроились, - усмехнулся канцлер жалобе новика. А вспомнив отданные Поллаку шестьдесят четыре нобля, готов и аргументировать свои слова.