Дождь в полынной пустоши

Федорцов Игорь Владимирович

– Подожди...

– О! Книжник хренов выискался! За сеть берись.

– Успеем!
– отмахнулся Ховард и продолжил попытки.
– Маш... ха... машехит, малах...ха.... мавэт.

– Ха, да, ха. Другого не написано?

Ховард попробовал разлепить, и если удастся, прочесть текст на страницах. Не без стараний, но получилось. Разбухшие листы из кожи почти не пострадали, чего не скажешь о чернилах. Смыла морская вода. Не все. То тут, то там проступали буквицы или отдельные строки. Уцелела картинка. Некто обхватив задранное колено,

сидел на камне у дороги.

– Ну и что там?

– Погоди ты, - отмахнулся Ховард, пробегая строку.

... И от всякого, кому дано много, много и потребуется. И кому много вверено, с того больше взыщут.

Далее читалось труднее, а местами и вовсе не понятно..

...И зап......но (запрещено? заповедано?) накрепко, быти камню от...ту (отняту?), хладной стали - даренной по не.....ю (неведенью? незнанию?), кости от ...ер...(?) - переданной по малодушию, см....ь (?) - в гневе отринутом, под...ом (?).

– Тогда пусть рыбы читают, - выбил Бурден книжицу из рук Ховарда.

Недавний улов плюхнулся в черную холодную волну.

***

– И что же он такое выдал, что наш тальгарец сделался белее снега? Надо очень постараться напугать Маммара аф Исси.

– Новику хватило одного слова.

– Я грешным делом подумал, он пообещал раскрыть секрет Жерара Тибо или вожделенную бретерам тайну удара Жарнака. А тут одно слово.

– Одно, но какое! Чиччиа.

– Откуда сопляку унгрийцу знать тальгарское словечко из обихода браво?

– А кто поручится что удалец из Унгрии?

– А что заставляет тебя думать иначе? Кроме знания жаргона?

– Только палач выберет в качестве оружия шнепфер. В Унгрии такое не приветствуется.

– Так это месть?

– О чем ты?

– Раз шнепфер. Месть и ничего другого.

***

Рикордер Гайд положил свиток на краешек стола. Затем толкнул, чтобы не упал. По-крестьянски вытер вспотевшие ладони о шоссы. Тер долго, словно хотел содрать кожу до крови, до боли. Прийти в чувства. Третьего дня...

Нет в четверг.... Да, в четверг на Аллозия... Или в пятницу? В пятницу...
– никак не удавалось сосредоточиться Гайду. В сущности точная дата не важна. Не так важна, как сам разговор. И не весь, там пустая болтовня, а самая-самая концовка его. Две-три фразы...

В сердцах подхватив свиток, столь им оберегаемый от падения, рикордер зашвырнул его в угол. Проклятье! Тысяча проклятий!... Сто тысяч и тех мало!

...- Слышал собираетесь выдать дочь за муж?
– продолжил беседу Гайд. Он много потрудился, многого добился, получил заслуженную награду от нового совета пфальца и был склонен к дружественному трепу.

Не все же допросы чинить, - вдыхал он сладкий морозный воздух. Зима грозилась быть ранней и затяжной. Зиму он любил. Наверное потому что родился в декабре. Подарки, елки, Рождество -

все, когда насыплет наметет белого снега под самую крышу, а в доме горят дрова, раскаляя решетку и коптя камин.

– Досужие домыслы, - не обиделся Каас. Ландмарку отчасти лестно, что справляются о его дочери. Девица и взаправду хороша. И норовом легка принять отцовскую, а потом и мужнину волю. И грудью вышла, детишек кормить. И жопой природа не обидела. Кость широкая - родит пятерых, не зачахнет.

– Неужто не присмотрели своей Сэз достойную партию?

– В Унгрии я не вижу для нее доброго союза.

– Отдадите такую красавицу в Элат?

– Посмотрю в столице. Хотим мы того или нет, но король и двор там....

Это было в четверг...

...или в пятницу?
– цеплялся рикордер за срок разговора.
– А сегодня...

А сегодня доставили с оказией письмо из Карлайра. Моффет Завоеватель возвел Колина аф Поллака в баронское достоинство и жаловал землей. На Каменном Холме!

Так кто кого перехитрил?

***

– Говоришь упырь?
– Виллен Пес чуть ли не лоб в лоб сошелся с Когтем.

– Как есть упырь!
– зачастил отмахивать троеперстие за троеперстием бывший каторжник.
– Вниз головой висел. А крылья... Я таких отродясь не видывал!

– А упыря видывал?

– Господь миловал до той ночи!

Пес засопел, взял паузу. Совсем короткую.

– А нынче сподобился?

– Сколько проживу не забуду!

– Хорошо коли так. Ко мне приведешь.

– Кого?

– Кого-кого.... Упыря.

***

Тех, кто знал о нем правду или считали, что знают таковую, немного. Больше других мог рассказать тринитарий, бывший репьер Ордена Крестильного Огня, но он мертв. Тело несчастного нашли в комнате дешевого портового кабака. И умер он не в мягкой постели. И не обжираясь крабовым соусом. И не смакуя знаменитого энтурийского копченого угря. И не с перепою, от апоплексического удара. Вбили в глотку ножку табурета и, монах захлебнулся собственной кровью. За дурные слова поплатился, выходит. С кем же он так неосмотрительно речь вел? Поди дознайся. Покойники известные молчуны.

Женщина придумавшая быть его матерью, не выдала бы сына под пыткой, так крепко верила в свою придумку. Лже-отец убеждал бы остальных до последнего вздоха, а понадобилось, то и с мечом в руках, он его родитель! И не отступился бы, хотя причиной тому обыкновенная человеческая поведенческая химера - честь.

Но чтобы не обнаружили искатели истин, по какому бы следу не прошли в своих поисках, вряд ли бы им удалось связать имя героя с раненным беглецом, одолевшим бурный поток. По причине простой и весьма тривиальной. Не сломленный духом, бедняга остался лежать на берегу безымянной реки, послужив кормом семейству бурых медведей и наглым речным чайкам.