Дождь в твоих ладонях

Дубинская Анна

— Вот и уезжай, уезжай. Можешь прямо завтра. И… Так и знай, после такого я не буду с тобой вообще говорить! Ты поступил подло!

Кажется ее слова настоящие и искренние. Она нервничает. Прежняя дерзость исчезает, и в ее голосе появляется разочарование. Черт! Я точно псих. Схватил ее, повалил на снег как какой-то дикарь голодный. А ведь она не одна. Тем самым я только делаю хуже.

— То есть шансов нет! Все? Я проиграл? — обречённо выдыхаю почти в самые губы нарочно приблизившись к ней.

Она замирает. Мне до невозможности

хочется, чтобы эта томительная пауза была ее раздумьем на заданный прямой вопрос.

Тишина длится несколько секунд. Как малолетний идиот почему-то верю до конца, что скажет традиционные слова — «Шанс есть всегда»…

— Ты проиграл, Демид. Между нами ничего нет и никогда не будет.

Ее слова разносит ветер, и в ушах начинает гудеть. Нет, черт побери, она не сдается. Упрямая.

— Уверена? Может дать время подумать, мм. До завтра.

— Уверена… — говорит тихим ни хрена не уверенным тоном.

— Ведь я могу уехать, и все на этом кончится. Завтра же уеду, и ты будешь дальше жить спокойно. М? Уверенна? — вспыльчиво спрашиваю.

Снова пауза. К черту ее уверенность! Одно сплошное враньё… Бесстыжая.

— Уезжай… Это мое последнее слово…

И она совершает самое дерьмовое, что могла только сделать в данную секунду. Она закрывает глаза, и я не могу прочитать ее чувства.

— Я уверенна, — снова произносит одними губами.

Ага! Размечталась! Чёрта с два я уеду!

Смотрю на ее подрагивающие веки, пушистые темные ресницы, чувственные губы… Впитываю, вбираю в себя нежные очертания ее лица. И только потом медленно перекатываюсь с нее в сугроб. Встаю. Отряхиваю одежду.

Таня ещё лежит с закрытыми глазами. Хочу помочь ей, подхожу, наклоняюсь. Но она вдруг открывает глаза и резко встаёт сама. Демонстративно не обращает на меня внимания. Поправляет съехавшую набекрень шапку, шарф. Осматривает себя и качает головой увидев липкий снег на штанах и парке.

Я молчу. И пока наблюдаю за ней у меня созревает план. Чёрта с два я уеду!

Пока я не знаю как все это проверну. Но я что-нибудь придумаю. Если Таня не хочет по-простому. То придется применить сложность и извернуться. Надеюсь так она все же решит, что для нее важнее: не потерять меня или не потерять его.

А я ей помогу в этом выборе.

Чтобы не усугублять и без того хреновые обстоятельства я просто молчу и отворачиваюсь. Беру верёвку от санок и волоча ёлку, иду по направлению к дому. Таня идёт чуть впереди.

Так и добираемся до дома больше не говоря друг другу ни слова. Я остаюсь со своим жгучим желанием и тупой болью где-то в области сердца. А она… А хрен знает, что творится у нее в душе.

Она мне нужна. Одному мне эту стихийную стерву любовь не вывезти.

Глава 17 "Я попала"

Мы идём медленно. В ужасной неловкой тишине.

Я не знаю, что со мной творится. Он трогает все мои нервы, играет на моих чувствах,

искусно вызывает вулканы и распускает горячую лаву страсти по венам. Заставляет каждую клеточку, каждый атом ожить и порхать точно мелкий мотылек. И лететь к нему, как к ослепительному солнцу в темноте.

Он прав! Он прав во всем. Нам хорошо, кайфово, весело… Нам жгуче приятно… Нам стыдливо-нежно. Нам адреналиново-остро. Нам… Можно подобрать ещё кучу определений как НАМ вместе с Демидом.

Но пока я встречаюсь с другим я не должна позволять себе такие американские горки. Дура! Какая же я идиотка, что согласилась пойти с ним. Тёмка мне дорог, по-своему, по доброму… Он мне как брат, друг и парень в одном человеке. Он мне всегда помогал, поддерживал, был рядом…

С Тёмой так тепло, уютно, светло. Он как весенний безоблачный денёк … В то время когда Демид — ураган, молнии, гром и даже град.

И… Даже испытывая все эти невозмутимые неизведанные эмоции рядом с Розановым… Я не могу… Я не могу… Прости, Демид… Может в следующей жизни, когда я буду свободной.

Жуков блин, зачем ты только уехал… Все было бы проще, если бы ты сейчас был здесь, со мной.

Дома нас встречает веселая баба Зоя. Что-то рассказывает, пытается и нас вовлечь в беседу.

— А я от Николая Дмитриевича только пришла. Ох, и зачем он только мне рюмку коньяка налил. Так вы простите детки я заболталась. Засиделась с ним.

Мы молчим. Хотя нет. Демид что-то отвечает ей, что-то типа: «Ничего страшного».

А потом он делает то, чего я совсем не ожидаю. Он уходит. Ничего не говоря, он просто выходит обратно на крыльцо.

— Ты куда, Демидушка? Во дворе хоть глаз выколи! — кричит баба Зоя, высунув седую голову на улицу.

Я снимаю ботинки, делаю вид, что мне пофиг, куда он там пошел, а сама напрягаю слух.

— Гулять. Вернусь не скоро. Меня не жди… — низким грубоватым тоном отвечает.

Он уходит. А мне так хочется догнать его и спросить — куда? Но не имею права теперь. Я все сказала ему, я приняла решение.

Баба Зоя упрашивает нарядить с ней ёлку, но я вру, что сильно замёрзла и хочу спать. Обещаю помочь ей нарядить лесную красавицу завтра с утра пока она будет готовит праздничный ужин для семьи Розановых.

Быстро на автомате моюсь, а после поднимаюсь к себе, выключаю свет в комнате и на самом деле ложусь спать.

Укутываюсь почти с головой. Смотрю в окно. Через стекло виднеются яркие звёзды. Недолго любуюсь их ярким светом.

А потом все же не выдержав колючую предательницу — боль — начинаю плакать… Отворачиваюсь от красивых звёзд к стене и тихонько плачу.

Потому что мне не разорваться на две части и не определиться. Плачу потому что совсем запуталась. Плачу потому что ответила на неистовый беспощадный жадный поцелует этого негодяя, тем самым предав своего парня… Плачу потому что хочу ещё. Ещё и ещё… Плачу потому что ясно понимаю — я попала.