Дождь Забвения

Рейнольдс Аластер

Оставляя отчетливый, тонкий, как рапира, след, ракета понеслась к редким облакам над Тихим океаном. Аппаратура на борту шаттла не могла следить за ней, но в голове Ожье постоянно обновлялись данные о координатах. Непрерывный поток информации заставлял болезненно морщиться – рассудок попросту не успевал усваивать его.

Флойд вопросительно посмотрел на Верити, ожидая новостей.

– Сближается, – сказала она. – Пока все хорошо.

Внизу, на темном фоне океана, Флойд различил проблеск вражеского судна. До него полтысячи километров, и он – за исключением, конечно, ракеты –

единственный объект, движущийся на фоне земной поверхности, выплевывая яркое пламя, меняя курс, пытаясь уклониться от надвигающейся угрозы.

– Пятьсот километров, – произнесла Ожье. – И пока ракета идет неплохо, даром что Тунгуска делал ее в спешке.

– Хорошо, что он на нашей стороне.

– Вот уж точно. Флойд, конечно, сейчас не самое подходящее время…

– Ты о чем?

– Что бы ни случилось теперь, я не жалею о нашем приключении.

– В самом деле?

– И не пожалею никогда!

Она нахмурилась вдруг, получив очередное известие от машин Кассандры.

– Двести километров, сближение. Ниагара уже знает, что у него на хвосте ракета.

Флойд увидел, как заметался яркий выхлоп чужого шаттла, словно перышко на ветру. Интересно, что подобное дерганье означает для тех, кто еще остался в живых на судне? А может, там все уже мертвы, раздавлены в лепешку бешеными маневрами уклонения, принесены в жертву ради того, чтобы смертоносный груз прибыл на Землю-2?

Или Ниагара жив и корчится от боли?

Лучше бы так.

– Изменилось альбедо шаттла Ниагары, – проговорила Ожье.

Флойд тоже заметил: летучая искорка на мгновение размылась, серебристо сверкнула.

Это что, взрыв шаттла? Странно. Может, ракета прыгнула сквозь пространство быстрее задуманного? Но выхлоп шаттла сиял по-прежнему, чистый и острый, как шпага.

– Что случилось? Мы попали?

– Нет. Ниагара сбросил часть корпуса, будто старую кожу. Флойд, это значит лишь одно: он хочет выпустить споры во что бы то ни стало.

Шаттл содрогнулся. Стартовала последняя ракета.

– Первая сближается. Шестьдесят километров… сорок… двадцать…

Флойд неотрывно глядел на шаттл Ниагары, всей душой желая ракете удачи. Но серебристая искорка продолжала лететь.

– Мимо, – произнесла Ожье. – Мимо! Твою мать!

Ракета врезалась в атмосферу, несясь к россыпи тихоокеанских островов, не узнанной Флойдом.

– Я не смогла развернуть ее вовремя, – процедила Ожье.

– Попробуй снова!

Но ракета уже выбрала свою судьбу. Вспыхнула точка, на мгновение стала яркой до рези в глазах – и пропала.

– Боеголовка самоликвидировалась. Плохо.

– А вторая ракета?

– Догоняет. Триста километров.

Шаттл Ниагары вдруг развернулся. Флойд видел даже без увеличения, как суденышко ползет на фоне океана, как меняет направление. Колоссальная морская поверхность была светлой и гладкой, будто стеклянный шарик, на котором изящно и артистично, мастерской кистью изобразили облака и острова. Это был его, Флойда, мир, никем прежде не виданный с таких высот, и от красоты щемило в груди.

Как жаль, что нет времени насмотреться вдоволь.

Ну, может, в следующий раз…

– Тормозит, –

произнесла Ожье.

– Он готовится к выбросу «дождя».

– Двести пятьдесят километров. Ракета замедляется.

– Замедляется?

– Процессор ракеты учел судьбу предшественницы и старается не повторить ошибки.

– Я очень надеюсь, что он не порет чепуху.

– Двести километров, замедляется… Вот же зараза! Замедляется. Может, неисправность? Господи, хоть бы не неисправность!

– Если она, придется таранить.

Ожье посмотрела на Флойда. Он не понял, ужаснулась она или восхитилась.

– Не беспокойся, я уже запрограммировала перехват.

– Спасибо, что сообщила.

– Да я бы сказала в любом случае…

Она вдруг заморгала, раскрыла рот, словно желая что-то произнести, но не в силах выговорить ни слова. Флойд явственно представил, как сквозь ее голову течет поток данных.

– Ожье, как наша ракета?

– Сотня километров, замедляется. Нет, постой-ка… Она ускоряется снова!

– Говори, говори!

– Слишком поздно. Не попадет…

Вторая ракета взорвалась, вспыхнула нестерпимо яркой точкой, но та не погасла через мгновение, а разрослась.

Флойд зажмурился. Не помогло. Безжалостный свет проталкивался сквозь кожу, сквозь кости, испепеляя все мысли в голове, кроме представления о своей всепобеждающей яркости, – будто явленная богом истина.

Затем он медленно, постепенно угас. После – ничего.

Просто пустые чистые небеса.

– На этот раз рвануло в полную силу, – сказала Ожье равнодушно и вяло, словно сомнамбула. – Ракета не стала ограничивать мощность взрыва. Значит, не сомневалась в поражении цели.

– Там ничего не осталось. Совсем.

– Я в курсе.

– А это значит, у нас получилось. Мы спасли Землю.

– Одну из них, – поправила Ожье.

– На сегодня хватит. Не будем слишком жадными.

Глава 42

Над Тихим океаном был день, а значит, в Париже – ночь. Облака заволокли город, туман душил улицы мертвой холодной хваткой. Шаттл камнем падал сквозь тучи, экономя топливо, замедляясь толчками минимальной силы. Ближе к поверхности судно переменило аэродинамическую конфигурацию, стало приемлемо обтекаемым и от гиперзвуковой скорости плавно перешло к дозвуковой, а затем тихо опустилось сквозь пелену в окно чистого воздуха. Вид открывался унылый: сквозь низкое одеяло тумана проглядывали размытые огни: окна домов, фонари, фары движущихся авто. Вон виднеется громада Монмартра и Сакре-Кёр, вон темная лента Сены, искрящийся светом карнавал Елисейских Полей, целая река огней.

– Смотри! – воскликнула Ожье с детской радостью. – Эйфелева башня – и целехонька! Стоит еще.

– Здесь все на месте, – сказал Флойд.

– И разве это не прекрасно?

– Чем больше глядишь, тем больше нравится.

– Мы не заслужили этого второго шанса.

– Иногда нам достается и то, чего мы не заслужили.

На пульте запищало. Ожье наклонилась вперед, ответила на звонок.

– Тунгуска на связи. Мои поздравления! Мы увидели успешный удар даже с трех световых секунд!