Дождись меня в нашем саду

Черкасова Ульяна

И гнездо это жадно клокотало, ожидая своего срока… а срок этот мог оказаться совсем близок, если Белый забыл запереть дверь.

– Пошли. – Станчик вдруг дёрнул Белого за руку, и они оказались в самой гуще толпы.

Словно одеялом, их накрыло с головой гомоном десятков голосов, звоном посуды и кубков, которыми гости чокались. Смех, шёпот, возгласы, топот, лира, хлопки, смех, шёпот…

Хотелось зажать уши. Белый старался отключиться, не пытаться вырвать из гомона отдельные слова, не слышать ничего вовсе. Он шёл следом за Станчиком,

не теряя из виду его красный худ. Завести знакомство с королевским шутом – продуманный ход. Он был в ближнем круге королевы, и добраться через него к своей цели было бы легко.

– Вот он. – Станчик дёрнул Белого за рукав. – Эй, Густав, дорогой друг! Сколько лет, сколько зим!

И он кинулся в объятия высокому худощавому лойтурцу в сером шерстяном плаще, заляпанном дорожной грязью. Учёный выпучил глаза, весь сжался, когда Станчик, крепко сжав его, хотя был почти вдвое ниже, приподнял на руках.

– Что вы… кто вы?..

– Густав, дорогой мой друг, как же я рад видеть тебя в Твердове! – не унимался шут.

Он наконец отпустил его, отступил на шаг и широко заулыбался совершенно глупой улыбкой.

– Что, не узнаёшь?

Учёный замотал головой. Глаза у него оставались круглыми от удивления.

– Это же я, твой дорогой друг Станчик! Мы столько общались…

– А, Станчикь, – как-то очень мягко произнёс Густав. – Вы писаль… про ваш монстр, которых надо смотреть.

– Ага, про них самых! – радостно осклабился ещё шире шут. – Покажу тебе всех наших монстров.

– Это ещё что такое? – негромко сказал ему на ухо Белый, но Густав его услышал.

– Монстр, – пояснил ему с важным видом лойтурский учёный, – это слово для ваш уродец… с чешуя, клыки…

– Щуки, что ли? – выгнул брови Белый.

– Не, это он про духов Нави, – подсказал Станчик. – У нас другое слово есть…

Белый тут же потерял желание слушать лойтурца дальше. За сегодняшний день он навидался достаточно навьих тварей, и разговаривать о них снова совершенно не хотелось.

– Чудовище, тварь, дух Нави, создание Нави, – затараторил Станчик. – У нас в Твердове их достаточно. Видели русалку? – Он вскинул руку, тыкая в знамя, висевшее над воротами.

– Это не русалка, – поправил Белый.

– Как это не русалка?! – возмутился Станчик.

Но ни его возгласы, ни скачки, ни маячивший перед глазами колпак не произвели на Белого никакого впечатления. Он смотрел на шута со скукой и лёгким раздражением, как на назойливую муху, которую никак не получалось прихлопнуть.

– Это какая-то рыбёха с человеческой головой. У русалок две ноги. Это девушки, которые вошли в Навь и стали духами…

– Дэвушки? – Лойтурец вскинул брови и приблизился к Белому. – Дэвушка – это же есть женщин молодой?

– Ага, молодой женщин, – не сдержав яда, передразнил Белый.

– А как это происходить? – Учёный придвинулся к Белому, навис над ним и разве что в рот не заглянул. – Они просто идти и попадать в

Навь? Это есть проклятие? Магия?

– Э-э-э…

Вадзим, курва, оказался прав, знания о нечистой силе и вправду были не так уж бесполезны. Впрочем, о русалках Белый знал чуть больше, чем о других тварях. Всё же он вырос на берегу Модры, а в этой реке, на берегу которой стоял Совин, в своё время утонуло немало людей. В том числе молодых девушек.

– Русалками становятся незамужние девки, которые покончили с собой.

– Дэвки? – переспросил, хмурясь, лойтурец. – Это как дэвы?

– Кто? – скривился Белый.

– Дэ-эвы… – протянул Станчик.

Шут влез между ними, переводя взгляд с одного на другого.

– Это такие духи, обитают далеко на юге, в Вольных городах, ближе к Беязехиру. Похожи на…

Станчик закатил глаза, как вдруг скривил губы, захлопал ресницами.

– Так вот, – он вдруг посмотрел прямо на Белого, – наши русалки – это вполне себе русалки.

– Говорю же, – устало повторил Белый, – они не так выглядят. У русалок две ноги, а не хвост.

– Вот такие у нас рдзенские русалки, – оскорблённо процедил Станчик. – Можно подумать, ты много русалок видел.

На плечо Белому вдруг легла тяжёлая рука. Он прищурился, недовольно посмотрел на Вадзима. Лучше бы тот продолжал играть свои песенки.

– Он парочку даже трахнул, – хохотнул гусляр.

– Что?

– Не слушайте этого пьяницу. – Белый скинул руку Вадзима. – Но насчёт русалок я не шучу. Они выглядят по-другому. У вас в Твердове обитают какие-то иные твари. И кстати, как они вообще тут развелись, если в столице столько Охотников?

– О, рдзенский Охотник. – Глаза лойтурца снова загорелись, когда разговор вернулся в знакомое и любимое для него русло. – Я приезжать для Георгий Совинский…

– Это тот хрен, который орденом Охотников управляет?

Белый поймал на себе недовольный взгляд Вадзима. Наверное, будь у него возможность, он бы сейчас отчитал его за неподобающее поведение. Королевские гости ругаться не должны. Здесь все изнеженные, красноречивые, благоухающие, как стираные портки. Но Белый видел достаточно знатных господ в самые разные времена. Чаще всего – за пару мгновений до смерти. И после тоже. И эти благородные чванливые сукины дети вполне умели грязно ругаться, когда выпадал случай.

А после смерти от них ото всех одинаково воняло дерьмом, как от любого кмета, холопа или наёмного убийцы. Смерть всех уравнивала.

– Глава Охотников, – прошептал Станчик. – Я обещал господину Густаву познакомить его с Георгием. О, а вон, кажется, и он.

Пусть лира и не перестала играть, но нечто во дворе неуловимо переменилось, зазвучало иначе. Все гости – и те, кто уже перепил вина, и те, кто не отлипал от столов, и даже те, кто плясал, – начали озираться.

Белый привстал на мысочки, пытаясь разглядеть что-то за десятками голов, понять, куда все смотрели.