Дождись меня в нашем саду
Шрифт:
Снова заиграла лира. Песня показалась тревожной, беспокойной. Видимо, руки барда всё ещё дрожали после встречи с чудищами.
Постепенно гости вернулись к пустой болтовне, распитию напитков и танцам. Но еда со столов стала пропадать ещё быстрее, и слуги бегали туда-обратно, едва успевая заменять блюда и подливать вино.
Как легко они забывали. Так же ли легко оправилась старгородская знать после гибели Буривоев? Поохали, попричитали, может, даже пустили слезу на поминальной службе в храме и уже через пару дней
Ничего и никого не осталось, кроме Велги и Константина. Только от них теперь зависело, забудут ли Буривоев навсегда.
Велга заняла место у распахнутого окна, где могла насладиться свежим ветерком, рассмотреть весь зал и гостей королевы и откуда открывался обзор на внутренний двор, из которого Охотники уносили тела духов Нави.
Народ был по-прежнему взволнован, тревожно шептался, обсуждая случившееся. Велга чувствовала себя на удивление спокойно, и это на короткое мгновение её напугало. Она, кажется, уже привыкла, что её жизни постоянно угрожала опасность. Она слишком привыкла видеть смерть и уходить от неё.
Между тем смерть никуда не ушла. Она осталась бродить здесь, среди королевских гостей. Она принимала разные облики, надевала маски, но никуда не делась.
И она снова пришла за Велгой Буривой.
В королевском замке собралось слишком много людей, которым Велга не доверяла. Было бы даже правильнее сказать, что в замке не нашлось почти никого, кого она не опасалась.
Удерживая на лице вежливую, немного дурную от своей милости улыбку, Велга пригубила вина, надкусила сыра и оглянулась по сторонам, рассматривая гостей.
Кто такой Ростих Мороз?
В Старгороде было немало влиятельных знатных родов, все разные по своему значению, но все связанные между собой. Отец мало рассказывал дочери о делах, в которые посвящал сыновей, и сложно было теперь разобраться, на чьей стороне боярин Мороз.
Впрочем, все старгородцы испокон веков стояли на одной стороне – стороне денег. Боярин выразился ясно. Он боялся потерять своё богатство.
Ростиха найти оказалось легче всего, он был слишком заметен в своём старгородском цветастом кафтане.
– Боярин Мороз. – Велга рядом с ним ощутила себя совсем маленькой, когда коснулась его локтя. – Как вы? Не ранили ли вас чудища?
– О, девочка моя, я никуда не выходил из замка. – На щеках Ростиха неожиданно появился румянец. – Слуги подсказали, что в соседнем зале готовятся для завершения праздника медовые пряники, и я, каюсь, увлёкся. Грешен, грешен, – он опускал ресницы смущённо, словно юная девица, – слаб перед сладким. Отсюда и пузо, – он всё так же неловко засмеялся, поглаживая себя по выпуклому животу. – А потом слышу из окна крики, вопли. Очень волновался за тебя, моя дорогая. Рад, что всё обошлось.
– Твари
– Но ты, наверное, переволновалась…
– Не то слово. – Она отвела глаза в сторону, взмахнула ресницами и, словно доверяя большую тайну, посмотрела на Ростиха и добавила шёпотом: – Но медовые пряники смогли бы меня успокоить.
Боярин расплылся в улыбке:
– Ах, понимаю, понимаю. Пошли, милая.
Точно два проказливых ребёнка, они оглядывались на остальных гостей, скрываясь за дверью в соседний зал. Там сновали слуги. Они растерянно оглянулись, не зная, стоило ли прогнать Велгу и Мороза.
– Дорогие мои, – произнёс Ростих, – не угостите ли эту несчастную девицу пряничками? А то её чуть не съели ваши страшилища, ей теперь самой нужно скушать что-нибудь эдакое…
Так в руках Велги появился медовый пряник. Пах он изумительно, на вкус оказался сладким, даже приторным. Пришлось сделать несколько укусов и, давясь, проглотить. В носу всё ещё стоял рыбный смрад, а перед глазами виделась чёрная кровь. Есть не хотелось. Но таковы правила всех пиров: нужно оставаться пьяным, сытым и весёлым.
– Мм, как вкусно, – довольно щурясь, протянула Велга. – Хотя в Старгороде всё равно лучше. Я люблю брать в Торговых рядах, недалеко от храма Гюргия Большой Репы. Там есть одна торговка…
– Сычиха, – перебил её Ростих.
– Да! Тоже её знаете?
– Дурная баба, – кивнул боярин. – Бешеная, как полуночница, но выпечка у неё лучшая в городе. Знаешь, почему у дурных баб всегда вкусное тесто?
– Почему? – спросила Велга, неохотно грызя пряник.
– Потому что тесто лупят со всей дури, вот оно и пышное такое, – хохотнул Ростих.
Велга тоже засмеялась.
– Как я скучаю по Старгороду, – вздохнула она, и на этот раз ей не пришлось притворяться. – Поскорее бы сыграть свадьбу и вернуться домой.
Нечто в лице Ростиха переменилось. Велга наблюдала за ним из-под ресниц, пытаясь понять, о чём он думал.
– Впрочем, уже ничто не будет прежним без моих родителей.
– Ничто уже в целом не будет прежним, – добавил Ростих. – Старгород скоро совсем изменится.
– О чём ты?
Веселье совсем стёрлось с лица Ростиха. Он стрельнул глазами в снующих из зала в зал слуг и заговорил уже тише:
– Торговая война сделает город нищим. Как бы ни пошло дальше, Ратиславия перекроет нам путь по реке. И тогда Рдзения или вступит в новый союз с Лойтурией, или будет воевать с Ратиславией уже не так… сдержанно. И это будет означать ещё большие потери что людей, что золота.
– Почему бы Рдзении не заключить мир с Ратиславией?
– Потому что Рдзения не хочет отдавать высокий налог Ратиславии. А Ратиславия не понизит налог – она мстит за потерю Старгорода.
– А что, если Старгороду заключить мир с Ратиславией?