Дождись меня в нашем саду
Шрифт:
– Матеуш очень добр ко мне.
– Так ты его любишь? – Войчех посмотрел на неё с какой-то насмешкой, почти с презрением.
Он – нищий, безродный убийца – презирал её! Какое он имел право?!
– При чём тут любовь? Матеуш влиятельный, умный, благородный, знатный, богатый. Я уважаю его.
– Врёшь.
Велга прикусила губу. Ей хотелось встать, вернуться в зал и за шкирку притащить Матеуша к королеве, заставить его представить свою невесту лично, признать правду, признать свою вину перед ней, Велгой, перед всем родом Буривоев. Если бы Матеуш любил,
– Убей королеву как можно скорее, – оледеневшими губами прошептала Велга. – Я не могу больше ждать. Я мечтаю увидеть её мёртвой.
Ледяные глаза Белого зажглись бесовским огнём. И он улыбнулся криво, так, что его лицо приобрело звериные черты. Велга смотрела на него заворожённо, как на чудище, что всё же вырвалось из подземелий и подкралось слишком близко.
Чудище, что убило её родителей, разрушило всю её жизнь. Оно оказалось так близко, так опасно. Оно могло в любой миг забрать её жизнь. Но не делало этого. И потому его близость ощущалась особенно остро, особенно… желанно.
– Убью, – пообещал Белый. – После свадьбы. Ты же не хочешь, чтобы её отменили?
Велга помотала головой:
– Не хочу. И ещё… Инглайв. Его тоже убей в день моей свадьбы.
Эти слова не могли принадлежать Велге Буривой. Нет, та девушка не помышляла о смерти вовсе. Это не были слова Вильхи, запуганной, жалкой девчонки, что во всех искала спасение. Это был кто-то другой, кого ей самой ещё только предстояло узнать.
– Убью. – Голос у него стал совсем низким, хриплым.
Войчех наклонился чуть вперёд, потянулся рукой к её лицу, провёл пальцами по щеке и потянул платок вниз, стягивая с головы.
– Мне нравятся твои волосы…
Велга слишком много выпила. Иначе ни за что, никогда, ни в этой жизни, ни в следующей, она не позволила бы Белому Ворону себя коснуться.
Но Велга была безнадёжно пьяна. И она поцеловала Войчеха сама.
– Отправь это Гюргию Большая Репа, – велела Велга.
Хотьжер кивнул, пряча скрученный лист бумаги за пазуху.
Велга вытерла платком чернила с пальцев. Писать пером по бумаге было непривычно, она привыкла пользоваться писалом и берестой.
После травяного настоя и мытья ей стало чуть лучше. Голова прояснилась. Она бы написала письмо утром, протрезвев, но не хотела терять время. К тому же после окончания пира вряд ли бы кто попробовал вскрыть её письмо. Даже соглядатаи Венцеславы должны были отдыхать теперь.
Велга же отдыхать не имела права.
– Никому не показывай письмо, – предупредила она.
– Конечно, господица. – Хотьжер выглядел надувшимся, точно она оскорбила его в лучших чувствах. – Ты можешь мне доверять.
Оглядев его внимательно с головы до ног, Велга с сомнением кивнула. Она опасалась теперь вообще кому-либо доверять. В конце концов, Хотьжер был человеком Матеуша. Почему бы он стал вдруг верен ей?
– Спокойной ночи, – пожелала она.
Задерживаться Хотьжер не стал, легко поклонился и вышел из спальни.
Полепа подошла к
– Окно не закрывай, – остановила её Велга.
– Но, господица…
– Это всё пустые страхи, – улыбнулась мягко Велга. – Правда же, мне стоит перестать шугаться любого звука. Можешь идти, дальше я сама.
Она забралась в постель и поспешила укрыться одеялом.
– Но, господица, твои волосы…
– Я сама, – настояла Велга. – У меня болит голова. Пожалуйста, уходи…
Дверь тихо затворили, и наконец Велга вытянулась на постели, прикрыв глаза. Тело расслабилось, голову слегка кружило. Быть пьяной оказалось так приятно. Не как в «Весёлом кабанчике», когда в груди, несмотря на жар веселья, сидело нечто давящее, грызущее, сдавливающее сердце костяными пальцами. Нет, теперь мысли, даже самые гнетущие, ушли прочь. Велга знала, что совсем скоро её ждёт беда неминуемая, роковая. Но это будет потом. А пока её баюкало на мягкой перине сонное винное марево, и даже завтрашний день казался немыслимо далёким.
Это будет потом.
А пока…
– Где мой фын?
Велга подскочила на постели, вскрикнула и тут же зажала себе рот.
У изножья, держа в руках свечу, стояла матушка. Глава Воронов.
Беззубая, одутловатая, словно мертвец, старуха. Она сверкала блеклыми глазами, поджимала губы и щурилась презрительно, разглядывая Велгу.
– Как ты сюда попала?
– Как и фсе – на сфоих ногах по этим проклятым лефтницам. Куда фтолько фтупенек понафтроили?
Стоило позвать стражу. Хотьжер не мог далеко уйти. Даже если он спал под дверью…
Велга выдала себя, поглядев на дверь.
– Фсё с ним ф порядке! – фыркнула старуха. – Профто фпит.
Получается, она заколдовала Хотьжера, или он просто так крепко заснул после пира? Он вроде бы не пил. По крайней мере, куда меньше Велги.
И всё же она проснулась, а Хотьжер не заметил, как Здислава пробралась в её спальню.
– Зачем ты пришла?
– Где мой фын? – повторила свой вопрос старуха.
Велга поёрзала на постели, стараясь присесть ровнее, оправила ночную рубаху, надеясь, что выглядит достойно и ничто не выдаёт её страха. Матушка учила не показывать другим свои чувства. Настоящая господица скрывает любую свою слабость… впрочем, Велга считала, что стоило так делать, только если слабость та не приносила выгоды.
– Без понятия. Он же с тобой ушёл. В последний раз я видела его тогда же, когда и тебя: когда вы переплыли Модру…
– Я не о Белом, – нетерпеливо взмахнула рукой со свечой Здислава, и огонёк затрепетал, замигал, едва не потухнув. Тени заметались по испещрённому морщинами лицу старухи. – Грач. Где он?
Велга удивлённо приоткрыла рот. Она никому ни словом больше не обмолвилась о Граче. Никому, кроме Хотьжера… который вдруг заснул и пропустил ведьму в её спальню.
Нож, который она носила на поясе, остался на умывальном столике. Как быстро Велга успеет его схватить? Как быстро Здислава сплетёт заклятие? Да и хотела ли она причинить ей вред или и вправду просто искала сына?