Дождись меня в нашем саду
Шрифт:
– Твою мать! – прорычал Белый. – Какого хрена ты мне мозги делаешь? Считаешь, забавно притворяться шутом, да?
Растерявшись, Велга замотала головой. С кем она говорила всё это время? Или Грач успел так резко, так незаметно подчинить себе тело шута? Кто из них притворялся другим?
– С ума можно сойти, – пробормотала она.
Белый схватил двоедушника за руку, заставляя остановиться. Велга оглянулась на двигающийся по дороге обоз и тоже решила задержаться и послушать.
– Рассказывай, – нетерпеливо велел Белый. – Что за дичь собирается
– В целом я уже всё тебе рассказал, – развёл руками тот, кто выдавал себя за Грача. – Она убила Ворону и заперла её сознание в могиле под маками, чтобы собирать в её теле силу посмертков. Ворона теперь тоже своего рода двоедушница, по крайней мере, пока матушка не сможет оживить её и отдать тело Морене.
– А почему сразу этого не сделала? Ей нравятся тела с гнильцой?
– Человеческое тело не способно принять в себя божественную сущность. Его просто разорвёт. Представь, что в чародее силы – как воды в полной чаше. А в богине – как в ковшике. И если ты станешь переливать воду из ковшика в чашу, та просто выльется через край.
– Значит, нужна чаша побольше.
– Да. Но есть только эта старая чаша, других нет. Тогда тебе понемногу приносят кусочки металла, один за другим. Крупицы. На новую чашу не хватит. Но если расплавить и старую чашу, и эти кусочки, то получится отлить новую побольше. И вот её уже можно наполнить до краёв божественной силой.
– То есть мы всё это время собирали силу для Морены, – мрачно произнёс Белый.
– И помогали подготовить тело Вороны для неё, да.
– Своими руками копали себе могилу.
– Одного до сих пор не понимаю: зачем это матушке? Разве не лучше будет, если богиня останется… богиней…
Грач громко цокнул языком и пнул камень на дороге, поднимая пыль. Велга скривилась, прикрывая рукой лицо.
– Чародеи из Совиной башни объясняли мне, как это примерно работает. Их покровитель тоже своего рода древний бог, но он, в отличие от Морены, обладает плотью. И раз в несколько столетий меняет оболочку, благодаря чему и живёт. Все остальные боги прошлого просто умирают, потому что им не хватает чародейской силы. Золотой, как моя магия. – Он щёлкнул пальцами и тут же разочарованно опустил руку, вспомнив, что его новое тело не было способно колдовать. – Обретя человеческое тело, Морена, напротив, станет сильнее. Просто станет менять тела раз в пару столетий…
– А зачем это матушке?
– Тебя не удивляет, сколько она живёт? Думаю, старуха до сих пор дышит только благодаря своей госпоже. Та даёт ей силу.
Белый кривил рот, размышляя.
– А зачем ты всё же себя убил, используя обряд… да ещё и взял заказ на меня?
– Я провёл обряд в подземельях замка, потому что знал, что туда рано или поздно заявитесь все вы. А мне нужно было найти Велгу. Заключив договор с ней, я привязал свою душу к этому свету и не мог исчезнуть раньше времени… пока не найду новое тело.
– А зачем было заключать договор именно на меня?
– Понимаешь ли, я долго размышлял, как лучше поступить, и сделал выводы, что лучше
– Кхм…
Белого редко хвалили, и эта похвала вышла настолько сомнительной, что он одновременно испытал гордость, отвращение и желание выбить телу Станчика зубы.
– Как же я тебя ненавижу, Грач, – пробормотал он.
– Взаимно, братец.
Они замолчали, нагоняя обоз. День стоял такой солнечный и жаркий, что удивительно было думать, что где-то совсем недалеко, на Трёх Холмах, в могиле на маковом поле, лежала девушка, которая должна была стать богиней смерти.
Скренорцы разбили лагерь на берегу, подальше от предместий. Работали они слаженно, шумно. Велга и сама быстро отвлеклась от тяжёлых мыслей, помогая разобрать телегу. Лошадей намеревались продать, как и часть товаров, которую Арн всё же успел забрать.
Когда Велга и Змай собрались сходить на реку искупаться после дороги, к ним неожиданно подбежала Мельця. Её приближение было слышно издалека – так громко звенели бубенцы и монеты.
Лицо чародейки раскраснелось, покрылось пятнами. Тёмные вишнёвые глаза блестели. Она вся дрожала, отчего по лагерю непрерывно разносился звон.
– Я, кажется, замуж выхожу, – выдохнула она, и на губах родилась неуверенная улыбка.
– Что-о? – протянул Змай. – Милая, ты не шутишь?
– Если Арн не шутит, то и я нет. – От волнения она приложила ладони к горящим щекам и, скользнув взглядом по изуродованным свежими шрамами запястьям, поспешно спрятала руки за спину.
– Когда?
– Сегодня. Ночью городские празднуют Купалу, вот и проведём обряд. А потом уже на Скреноре справим. Арн говорит, по их порядкам положено неделю гулять…
Велга молча обняла её. Чародейка была так растерянна, так взволнованна, что даже не ответила.
– Что-о ж… – снова протянул Змай, и в голосе его сквозило явное недовольство. – И когда свадьба?
– Арн сказал, что сейчас, – прошептала Мельця. – Он не хочет тянуть. Хочет, чтобы я поехала с ним.
– Куда?!
– На Скренор.
– На Скренор?! – Змай подпрыгнул на месте, взмахнул руками.
– На Скренор. – Мельця поджала губы, скрестила руки на груди, снова пряча запястья.
– Это на тот Скренор, о котором я подумал? – с презрением процедил Змай. – На этот холодный, промёрзший камень посреди ледяного моря, где все воняют рыбой, одеваются в шкуры, как чучела, и колют себе уродливые рисунки на лицах?
– На Скренор, – сердито сквозь зубы повторила Мельця, – где у Арна своя усадьба, слуги и где я стану госпожой, а не буду скитаться всю оставшуюся жизнь в поисках хоть какой-нибудь работы, в итоге возьмусь за заказ от проклятого князя, попрусь за ним в Твердов к Охотникам, попаду в темницу и буду подвергаться каждый день пыткам.