Драгоценный бриллиант
Шрифт:
Нет, это, пожалуй, чересчур затасканный ход, а кроме того, тогда она должна быть позади него, а Конел впереди. Не пойдет. А что, если?..
Она вскрикнула от испуга и вцепилась в перила, почувствовав под ногами что-то движущееся. Это нечто не просто двигалось, но еще и визжало так, что ушам стало больно, а потом еще и ударило ее по ноге и покатилось вниз по лестнице, оказавшись взъерошенным черным комком.
— Это еще что такое? — воскликнул Конел, подхватив Ливию и прижав к себе.
— Осторожней с котом, Ливия, — послышался
— Это не кот, а катастрофа, — пробурчал Конел, поглаживая Ливию по спине.
Испуг ее сразу прошел.
— Это точно, — прошептала она в его свитер, оттягивая время. — Но мне не на что жаловаться.
— А мне есть на что. — Его рука поднялась выше.
Ливия теснее прижалась к нему.
— Знаешь, ведь именно я подобрала это чудовище в канаве у дороги в прошлом году, и бедная Ферн приютила его.
— Лучше б она поучила его хорошим манерам. — Дыхание Конела соблазнительно грело ей щеку.
— Хм, — только и выдохнула Ливия, боясь пошевелиться и спугнуть его: она надеялась, что он поцелует ее. Надо не забыть купить коту игрушку, пронеслось у нее в голове сквозь туман, и в этот момент губы Конела подобрались к ней и все мысли сразу куда-то испарились. Она больше не думала, а только всем существом ощущала его твердые и жаркие губы.
Ливия приоткрыла рот, и язык Конела стал ласкать ее нижнюю губу. Бешеный водоворот желания затягивал ее в свою бездонную воронку. Просто немыслимо, чтобы от одного поцелуя можно было испытать что-то подобное.
Конел еще крепче прижал ее к себе, почувствовав, как она дрожит в его объятиях. Он даже представить себе не мог, что целовать Ливию такое наслаждение. А о том, каково бы было любить ее, он даже боялся думать. Он, наверное, взорвался бы от блаженства.
Однако и у розы, как известно, есть шипы. Конел почувствовал что-то неладное. Медленно подняв голову, он увидел прямо перед собой уставившийся на него голубой глаз.
Бобби! На Конела словно вылили ушат холодной воды.
— Что вы делаете с моей тетей?
Конел нехотя отпустил Ливию, почувствовав, как все ее тело напряглось.
— Разве мама не учила тебя не приставать к взрослым со всякими пустяками? — вопросом на вопрос ответил Конел, не зная, что сказать. Он страстно желал, чтобы мальчишки здесь не было.
— Нет, — признался Бобби, — а зачем ты так целуешь тетю Ливию?
— То, что мы с тетей Ливией делаем, тебя не касается, — заметил Конел как можно вежливее, с трудом скрывая досаду. Неужели все дети такие настырные? Весь его опыт по части маленьких детей сводился к рассказам его приятелей о последних подвигах своих малолетних отпрысков. В доме, где он рос сам, детей разделяли по возрасту, и он ничего не знал о младших. Если все дети похожи на Бобби… От одной мысли, что его собственный ребенок уставился бы на него таким же ледяным взглядом, у него мороз по коже пробежал.
— Бобби,
Дождавшись, когда Бобби побежит наверх, Ферн повернулась к Конелу:
— Не сердитесь на него. Он из рано развившихся.
Конел постарался сделать лицо непроницаемым, хотя его подмывало сказать Ферн, что если ее сын не прекратит совать свой нос не в свои дела, то он сам проучит его.
— Гм, Конел, будь добр, подожди нас в гостиной, — сказала Ферн и обратилась к Ливии: — Помоги мне вынуть из формы желатиновый салат. Мне никогда не удается извлечь его целым и невредимым.
— Конечно, Ферн. — Ливия понуро последовала за сестрой на кухню: больше всего ей хотелось вернуться к поцелуям.
— Жалко, что твой Конел не любит малышей, — сказала Ферн, вручая Ливии блестящую красную форму.
— Да что ты, он их любит, — автоматически стала защищать Конела Ливия, сама не зная, правда это или нет. Она поверить не могла, что такой замечательный человек, как Конел, мог не любить детей.
— Ему не понравился мой бедняжка Бобби, — стояла на своем Ферн. — Он так мрачно глянул на него, а когда я вмешалась — промолчал.
— Это оттого, что Конел слишком хорошо воспитан, чтобы высказывать свои мысли, — выдумывала на ходу Ливия, подставляя форму под горячую воду. Она ловко выложила желе на приготовленное Ферн блюдо. — Да и можно ли винить его за некоторое раздражение, если незнакомый ребенок за какие-то пять минут дважды вмешивается, когда он целует свою невесту?
— Может быть, — согласилась Ферн. — Честно говоря, совсем забыла, что такое быть первый раз помолвленной. Мы с Биллом только и делали, что обнимались. Подумать только, что… — Она горько вздохнула.
— Что-нибудь случилось?
— Да нет, ничего. — Ферн произнесла эти слова с такой деланной веселостью, что Ливия не на шутку встревожилась. — Все прекрасно. Это лучший второй класс в моей жизни. Все дети прямо душки. Нет, я никогда не брошу школу! — твердо закончила она.
Ее возбужденность озадачила Ливию.
— А разве ты собиралась?.. — спросила она осторожно.
— Кое-кто думает, что учительские места растут на деревьях! Да ты же сама помнишь, сколько мне пришлось замещать других учителей, прежде чем я получила собственный класс. Целых шесть лет!
— О! — воскликнула Ливия, не понимая, куда клонит Ферн. Может, в школе готовится сокращение? Но если б все дело было в этом, Ферн так бы и сказала.
— Ах, дорогая, посмотри на часы! — вскрикнула Ферн, меняя тему. — Тебе пора к тете Оливии. Надо представить твое сокровище в лучшем виде. Я уж не говорю, что Конелу и самому надо постараться не ударить в грязь лицом.
— Надеюсь, я и сама кое-чего стою, — ввернула Ливия с наигранной бодростью, но это у нее плохо вышло. Да, представлять Конела родственникам — дело нешуточное, особенно старшим, несдержанным на язык.