Дракоморте

Лазаренко Ирина

Редколесье закончилось, и отряд въехал под кроны молодых чахлых и часто растущих дубков. К Илидору приблизился на своём жуке Кастьон.

— Я невольно услыхал ваш разговор, — сухо произнёс он, сумрачно глядя на дракона из-под насупленных бровей. — Мне кажется, дорогой другХрама, ты очень небрежен в отношении Фодель.

— О! — восхитился Илидор. — А мне кажется, ты сейчас идёшь в ручку ржавой кочерги и никуда не сворачиваешь по дороге, Кастьон!

— Я бы не хотел, чтобы ты ей причинил боль. — Кастьон наверняка считал, что произнёс это очень-очень холодно, но послушать бы

ему кого-нибудь из ледяных драконов. — Никто из нас не хотел бы, Илидор, никто из жрецов не желал бы, чтоб другой жрец страдал.

Илидор расхохотался так громко, что жук Кастьона отбежал на несколько шагов в сторону.

— Мне не кажется, что Фодель со мной страдает, — сияя ехидной улыбкой, сообщил дракон жрецу, и тот скрипнул зубами. — Зато мне кажется, что ты звучишь как угроза, Кастьон. Я бы не хотел угрожать в ответ. Отлипни.

Смурной как туча Кастьон забрал влево и, подождав, когда подъедет другой жрец, Базелий, принялся что-то ему говорить.

Илидор сердито повёл плечами. Хребет между лопатками зудел от чужих взглядов. В груди вспухало раздражение. Что это ему хотят сказать: для Храма он всё-таки недостаточно свой? Несмотря на то, что его назвали другом? Несмотря на то, что доверили такую важную миссию, отправили в компании жрецов отвлекать полунников и шикшей…

В лоб дракону врезался летучий жук и упал, запутался в складках рубашки, засучил ногами беспомощно.

— Тебе вот можно летать, — сказал ему Илидор. — И тебе, небось, плевать, называют тебя другом или нет.

Подставил жуку ладонь, тот щекотно вцепился в палец маленькими лапками. Дракон поднёс ладонь к лицу, пронаблюдал, как жук, покачивая зелёным панцирем, переползает повыше, расправляет многослойные крылья. На мгновение он замер, словно предлагая полюбоваться своей блестяще-пузатой статью, а потом с низким «Вж-ж» взлетел, поднялся повыше и скоро затерялся в подлеске.

***

Старухи ползут по земле на четвереньках, рыхлят бороздки маленькими остроклювыми тяпками, ковыряются в земле, наполняют корзины чем-то невесомо-волокнистым. Старухи маролослые, горбатые, большезадые, короткорукие. На головах у них не то пузырчато-белые косынки, не то наросты, напоминающие юбку гриба-поганки. За старухами присматривает бледный мужик. В одной руке у него палка с петлёй на конце, из-под жилетки над ключицами нелепо торчит не то многослойный газовый ворот рубашки, не то целый ряд таких же наростов вроде грибной юбки.

— Поворачивай! — орёт мужик при виде жуков и делает свободной рукой круговые движения, совсем как провожатые на перегонах. — Поворачивай! Объезд с востока через двунадесять!

Тай раздражённо цокает языком. Остальные котули никак не выражают своего отношения к нежданной заминке, щёлкают жуков по панцирям, веля забрать направо.

Старухи не поднимают голов, рыхлят бороздки, раскапывают в земле волокнистое нечто, складывают в корзинки. Только одна, поднявшись на четвереньки, угрожающе качается, отклячивая грузный зад, тычет во всадников пальцем, раздутым, белым:

— Зло! Зло пришло в наш лес, зло идёт по нашему дому!

У старухи рыхлое серо-бледное лицо, большой нос в бурых бородавках, бельмо на одном глазу. Во рту вместо зубов — почерневшие плусгнившие пластины.

— Злится матерь-природа! Из-за вас нам всем прозябать в бесприютности!

Мужик

ловко цепляет шею старухи петлёй, дёргает вниз, старуха падает в землю виском, раскорячив руки в стороны. Бурые бородавки беспокойно бегают по её огромному носу.

— Объезд! — зычно орёт мужик. — С востока через двунадесять!

Отряд поспешно объезжает грибойцев. Жрецы отворачиваются, кривятся. Йеруш допытывается у Тай: «Кто из нас зло, кто, жрецы, Илидор или я? Ну, скажи, что в этот раз зло — не я!». Тай делает вид, будто не слышит Йеруша, и тот в конце концов, фыркнув, снова утыкается в свою книжку, ещё что-то ворчит себе под нос, поводит плечами, словно рубашка ему жмёт. Илидор ещё долго оглядывается, а когда подлесок окончательно скрывает из вида грибойцев, дракон негромко бурчит: «Надо же, ещё одна земля, где мне не рады». А потом говорит Йерушу:

— Такое впечатление, что лес хочет нас задержать.

Найло дёрнул плечом:

— Илидор, тупой дракон, если бы этот лес хотел нас задержать — он бы не корчил нам рожи! Он бы уронил нам дерево на головы! Он просто чудит, потому как чудной, и разве я могу в этом его винить? Или ты — можешь?

На «тупого дракона» Илидор злобно дёрнул губой: он и так уже достаточно раздражён, не нужно добавки! Но Йеруш не увидел — он уже снова уткнулся в свою книжицу, бормоча: «Водоросли, водоросли что-то непременно означают, ведь какого бзыря диатома, кремний?».

— Знаешь, — вскоре Найло снова поднял взгляд на дракона, — всё это выглядит так, будто лес нас колет иголкой в пятки. Подгоняет. Не даёт забыть о себе, не даёт расслабиться, о, можно подумать, мы были особенно расслаблены, ха! Во всяком случае не я! Но, может быть, ты, а, дракон? Тебе не кажется, что ты чересчур расслабился, когда Храм назвал тебя своим другом, когда Фодель пустила тебя в свой шатёр? У тебя нет ощущения, что ты слишком открыл своё мягкое пузико и так ужасно навязчиво предлагаешь всем вокруг его почесать? А? Я, конечно, говорил, что нужно серьёзно относиться к Храму и всё такое. Но Храм всё-таки назвал тебя свои другом, а не верным пёсиком.

Слова Йеруша, совершенно дурацкие слова, не имеющие, конечно, ничего общего с реальностью, оказались вдруг такими обидными, словно дракона нащёлкали по носу. Словно он свалился в грязь, а все вокруг стоят и тыкают в него пальцем. Слова Йеруша взбаламутили, облекли в ясные формы то мутное ощущение неправильности, которое то болталось в животе Илидора, то зудело у него над ухом. Распалили ещё больше его сегодняшнее смутное раздражение.

Храм сказал не менять ипостась — дракон не меняет ипостась, даже если от этого у него свербит весь дракон. Храм рассказывает истории — Илидор внимательно слушает. Храм говорит ехать в лес кочерга знает как далеко и отвлекать шикшей, которым неизвестно что может взбрести в голову, — Илидор бодро вскакивает на жука и едет в лес. Храм велит слушаться котулей и не искать неприятностей – Илидор слушается и не ищет. Илидор очень рад быть полезным. Очень рад, что он больше не ничей дракон. Даже если это означает заткнуться и делать что сказано. Даже если это означает не летать. Даже если, несмотря на всё это некоторые жрецы смотрят на него с подозрением. Того и гляди Илидор начнёт угодливо заглядывать этим жрецам в лица, стараться угадать их желания и беспрерывно вилять хвостом, несуществующим в человеческой ипостаси.