Дракоморте

Лазаренко Ирина

Статуя наверняка очень старая, раз успела врасти в землю так глубоко. А огромный кряжич – моложе статуи: вблизи видно, что край постамента врезается в ствол дерева, как бы выгрызая в нём острый угол, и такой же острый излом на стволе виден выше, выше и до самой кроны, которая теряется на высоте роста пяти или семи человек.

И как же получилось, что Илидору знакомо лицо этой древней и тщательно оберегаемой статуи, которая стоит на дороге, «сокрытой веками»? Что Илидор вживую видел и это лицо со впалыми щеками, и эти пушистые волосы, выбившиеся из косички, и эти лисьи глаза, которые

сейчас ненавидяще смотрят на него с искусно вырезанного древним скульптором каменного лица.

— Илидо-оур, — от волнения в голосе Ыкки явственно прорезались мявкучие ноты, — отойди-у от неё-у!

Тот словно не слышал. Медленно протянул руку, медленно провёл кончиками пальцев по оперению стрелы в том месте, где она почти касалась щеки воительницы.

Одновременно с негодующим возгласом ветер донёс запах земляники.

— Полу-унники! — с этим восклицанием Ыкки сиганул со спины волочи-жука прямо в заросли папоротника у поворота тропы и тем самым оказался не между полунниками и Илидором, а сбоку от них. И замер, не понимая, что ему делать.

Звякнула сталь, Илидор обернулся — всего лишь обернулся, текучий, как вода, и полунники с дубинами отпрянули на шаг назад.

Их было пятеро. Тугая бело-зелёная кожа в рытвинах, коренастая стать, одежда из кусков кожи и заячьих шкур. Из чёрно-зелёных, похожих на жёваную ряску волос торчат подвижные жгутики, пробуют воздух, как змеиные языки. У всех в руках — дубинки, тяжёлые, в застарелых въевшихся потёках, при виде которых у Ыкки дёрнулся хвост и уши.

— Чужак, — произнёс младший. Жгутики у него на голове негодующе затрепетали.

Солнце убежало за облако, бросило тень прямо на Илидора, и он сам выглядел почти статуей в серо-тучливых лучах: стоял, подобравшись, с полуразвёрнутыми за спиной крыльями, сверкал исподлобья глазами, отсвет золота падал на его щёки и очерчивал грозно линию бровей. В горле нарастало рычание, дикое, нечеловеческое. Он просто стоял перед полунниками, в пяти шагах, глядел на них исподлобья, чуть подрагивал губами, едва слышно рыча и слегка разведя в стороны руки. В правой тускло блестел неведомо когда выхваченный меч — меч, который гномы Такарона выковали специально под руку Илидора из металла, рождённого в недрах Такарона — ни Ыкки, ни полунники об этом, разумеется, не знали, но чувствовали, что этот меч — нечто вроде продолжения руки.

Полунники костенели телами, стискивая свои громоздкие дубины и не понимая, что это такое они видят перед собой и как себя с этим вести.

Зверочеловек? Дух? Неведомая тварь? Чего она хочет? Зачем она тут? Почему рядом с нею котуль?

Луч света выглянул из-за облака и упал на лицо статуи воительницы. Полунники, словно очнувшись, шагнули вперёд. Илидор хлопнул крыльями.

— Здесь чужакам дороги нет, — сурово и твёрдо сказал старший. — И никто не смеет прибли…

Илидор осклабился. Рычание в горле стало слышнее, и в животе у Ыкки от этого звука зародилась распирающая боевая мощь, развернула его плечи, подняла-вытянула шею.

Полунники пялились на Илидора в растерянности — будто вернувшись вечером в собственный дом, обнаружили, что его охраняет злая и слегка помешанная собака.

Ыкки остро ощущал силу, вихрившуюся вокруг

Илидора, — она была необузданнее и мощнее, чем сила трёх последних котульских вожаков вместе взятых, от неё у Ыкии поднимались дыбом волосы на загривке и на руках, живот и грудь сжимала в спазме огромная горячая лапа, Ыкки сам не заметил, как подобрался, хищно прижав к голове уши. На шее самого рослого полунника ясно выделяются кровяные трубки — прыгнуть, вцепиться зубами, вцепиться ногтями, помочь Илидору…

Илидор не давал Ыкки приказа. Илидор подался вперёд, пожирая глазами полунников, лицо его искажала… не усмешка, не ухмылка, а хищный оскал, совершенно звериный, совершенно дикий, невесть как оказавшийся на только что красивом человеческом лице. Рука, сжимающая меч, чуть на отлёте, крылья полощутся за спиной, и под крыльями клубится мрак, при виде которого Ыкки на миг захотелось взмяукнуть и зарыться в папоротники. Но этот миг быстро прошёл, а Ыкки остался на месте — сжатое пружиной тело подобралось для боя.

Ыкки знал: Илидор хочет, чтобы полунники бросились на него. Илидор откровенно и хамски вынуждает их броситься. Полунники тоже это понимали и не знали, кто тут больший идиот. Ситуация требовала немедленно оторвать голову чужаку, который страстно вынуждал их броситься отрывать его голову. Полунники понимали, что чего-то не понимают, и всё стояли перед Илидором, пятеро перед одним, поигрывая мускулами и дубинами, деревенея лицами. В папоротниках пружиной качался котуль — полшага от боевого безумия, ноги уехали к бокам, хвост хлещет траву, шерсть дыбом, уши прижаты, живот прилип к хребту.

Горловое рычание Илидора заклокотало в горле выше, сильнее, чаще, а потом вдруг вылилось смехом, издевательски-низким хохотом, от которого звериный оскал его лица мгновенно сменился безудержным, яростным весельем, смех летел в лицо полунникам крупными бусинами, вплетался в бушующие вокруг Илидора потоки силы, глумливо выплясывал вокруг статуи воительницы, щекотал кору стоящего за статуей кряжича, пробирался выше и выше по стволу, путался в ветках, щёлкал по листьям.

Одновременно, с воинственным рёвом, все пятеро полунников бросились вперёд, поднимая дубины, Илидор звонко хлопнул крыльями и, словно в танцевальном па, достал кончиком меча руку ближайшего полунника — тот выронил дубину, вопя, Ыкки сиганул на другого полунника и впился ему в горло, тот пнул Ыкки коленом в живот и локтем в висок, а потом Илидор вдруг рявкнул так, что на миг в землю вжались все.

Ещё один танцующе-текучий поворот — и меч Илидора возвращается в ножны, а сам Илидор стоит за спиной статуи, по колено ушедшей в землю, стоит, опираясь обеими ладонями на её голову, обнимая её крыльями и беззвучно смеётся, глядя на полунников.

Ыкки откатывается обратно в папоротники, сплёвывает кровь и песок.

Искусанный им полунник сидит на земле, качаясь, зажимает ладонью неглубокую рану в шее. Сидит, забыв про Ыкки, смотрит на Илидора ошалело, силится сглотнуть сухим горлом. Почти в такой же позе сидит полунник с раненой рукой, так же тяжело дышит, зажимая рану, так же смотрит на Илидора, едва ли веря собственным глазам.