Дракоморте

Лазаренко Ирина

***

По дну оврага стелется туман, и выглядит он слизким, скользким, чуть пульсирующим, словно тело гигантского змея. Издалека несётся песня на несколько голосов — спокойная и протяжная, которую поют без всякой цели, скорее по внутренней потребности вплести частицу себя в действительность, потянуться голосом до самого окоёма, туда, куда простирается взгляд и куда, быть может, просится душа. Голоса вроде как человечьи, но разве в лесу можно быть уверенным? Какой кочерги людям пришло в голову петь в лесу по ночам?

— Вы можете выпаривать соль из солёного источника в ваших землях,

знаете? — говорил Йеруш.

Глаза эльфа блестели так, словно он сам сейчас же готов броситься выпаривать соль из «того» источника или из другого, или даже из источника, в котором соли отродясь не было. Букка заинтересовался, подсел поближе. Тай покосилась на них и сосредоточилась на палочках с грибами-прыгунами, которые запекались над костром. Палочки уже окрасились синим — не упустить бы момент, когда нужно снять грибы с огня. Чуть передержишь — и уйдёт привкус сырой рыбы, а кому нужны грибы без вкуса рыбы? Жрецы лежали вповалку с другой стороны костра, под лёгким дорожным навесом. Дремали, вымотанные этим безумным днём.

— Просто нужен колодец, — объяснял Йеруш Букке и рисовал что-то палочкой на земле. — Колодец поглубже и в нём бадейка, чтобы черпать воду, да, колодец — очень хорошая штука, ведь вода из него никуда не денется, даже если захочет сбежать! Ещё потребуется во-от такая штука, вроде гигантской сковороды, и под ней печь с поддувалом. И тогда, если ровными руками, то есть лапами, регулировать печной жар, чтобы рассол в сковороде чуточку кипел, но только чуточку, вы ведь понимаете, что такое чуточка, ну так вот!..

Из темноты справа, где вечером совершенно точно был овражек, теперь нарастает шорох, а может быть, топот. Словно тысячи ног и лап одновременно шагают по земле. Словно какой-то поток-процессия течёт пёстрой рекой в едва различимую рябь и пропадает в сизой дымке до того, как ты поймёшь, слышал что-то на самом деле или тебе просто привиделось.

— Так, Букка, — перебил сам себя Йеруш Найло и требовательно ткнул палочкой в сторону котуля, — ну-ка скажи мне ещё раз, что с Илидором всё будет в порядке!

Глава 13. Сокрыта веками

— Илидор, стой! Повертать на восток — то не дело. Ся дорога сокрыта веками, по ей никто не ходит!

Илидор, склонив голову набок, пытливо разглядывал в свете едва занявшегося утра идущую на восток дорогу — скорее, тропу. Она выглядела достаточно широкой, чтобы по ней можно было проехать на волочи-жуке, и она выглядела так, словно от этой тропы всеми силами старались отвлечь внимание. Разбросанные по тропе камушки, словно показывающие, до чего же неудобно тут ходить, и сухие ветки, делающие вид, что лежат тут с прошлого года, и кубики жучиного навоза. Лапки растущего на обочине спорыша стянуты на тропу, похоже, граблями, так что на самой обочине образовались проплешины.

— А коли местных спрошаешь, чего ся дорога сокрыта — на местных глухота опускается, — продолжал громко шипеть Илидору в спину Ыкки. Его вибриссы нервно подёргивались. — Глухота с икотой вперемиш. Хоть на людёв, хоть на полунников. Не дело ходить по сий дороге, Илидор. Не дело даж смотреть на сю дорогу приметливо, если ты хошь знать мою думку.

Илидор склонил голову к другому плечу. На его взгляд, чтобы сделать эту тропу ещё более приметной, местным оставалось только поставить у поворота охранников, бубнящих: «Да нету здеся никакой тропы

и не было никогда, ехайте себе дальше на север, путники дорогие». После вчерашней бесплодной погони, уведшей кочерга знает как далеко в лес, да после ночёвки в гари на голодный желудок Илидор не был особенно расположен к долгим пререкательствам с Ыкки. А вот к тому, чтобы ломиться куда-то, красиво ломая дрова, — очень даже был.

Дракон щёлкнул волочи-жука по панцирю, и тот запереборкал ногами, сворачивая на «сокрытую» тропу.

— Илидор! — в голосе Ыкки непостижимым образом смешались сердитые и умоляющие нотки. — Илидор, ты не слыхал, чего я говорил?

— Слыхал, — бросил тот через плечо. — Просто мне плевать.

— Плевать тебе, зна-учит? — голос Ыкки взвился выше, сделался громче, в нём начали прорезаться нотки истошного «Ма-ау?», и нижние ветви кряжичей сонно закряхтели: кто это, дескать, понарушил наш покой? — Ну хорошо! Ток я туда — ни лапой! Хошь ехать по сей дороге — ехай сам, одиночкий, по-унял?

Ыкки заметил, как приподнялись крылья заговорённого плаща на спине Илидора, и подумал, что ещё неизвестно, вообще-то, кто кому наваляет на этой самой сокрытой дороге: древнее злобное чудище, которое там непременно сидит, или вовсе не древний злой Илидор. Но тот всё-таки остановил волочи-жука и некоторое время сидел недвижимо. У Ыкки поднялась дыбом шерсть на затылке. Ыкки очень, очень не хотел, чтобы Илидор обернулся. Он хотел, чтобы Илидор повернул волочи-жука на север, продолжил путь в проверенном, исходно указанном ему направлении и, очень желательно, молча. Ыкки и так взволнован, аж хвост встаёт трубой, он не в силах сейчас смотреть в Илидоровские почти кошачьи золотые глаза, блестящие, словно металл в отсветах пламени. Ыкки не любит металл. Ыкки не желает слышать властный голос, от которого дрожит в животе испуганно и томительно — как от голоса вожака, которому так сладко подчиниться и растянуться перед ним на траве, подставив бок, издавая тёплое урчание, щуря глаза от удовольствия, от счастья этой предначертанностью, которая согревает сердце каждого котуля прайда, который выбирает следовать желаниям вожака…

Но Илидор — не вожак! Что он себе разрешает? Как смеет говорить с Ыкки так отрывисто и властно, смотреть так уверенно и строго, и почему Ыкки должен дрожать хвостом и трепетать животом, слыша этот голос, видя эти золотые, почти кошачьи глаза и упрямо вздёрнутый подбородок, и сжатые губы, и эту опасную, чуждую позу охотничьей собаки, подобравшейся перед тем как рвануть по следу, не щадя собственных ног. И уж тем более — не щадя тех, кому случилось оказаться рядом или двигаться тем же путём.

Вот что, спрашивается, дёрнуло Ыкки помчаться за этим чужаком, который сверкает глазами, бросается волочи-жуками и гоняет по лесу шикшей? Погубит он бедолагу Ыкки, погубит, как пить дать.

Илидор всё не сворачивал ни на одну из троп, потому Ыкки стал ждать, что сейчас Илидор бросит через плечо какие-то резкие, властные, необратимые слова, которым останется только подчиниться или, если достанет сил — воспротивиться. Ыкки повторял и повторял себе, что Илидор чужак и не смеет ему указывать, но... Ыкки был совсем не мастак спорить даже с людьми попокладистей Илидора, не хватало ему на это ни остроты ума, ни гибкости языка, а жизнь в прайде выработала в Ыкки привычку просто подчиняться тому, кто рявкает погромче.