Дракон из сумрака
Шрифт:
— Прошу, все готово.
Эльф медлил. Я по-своему восприняла его нерешительность.
— Не волнуйся, она не исчезнет. Как думаешь, откуда мебель в моем шатре? Считаешь, я повсюду таскаю за собой двуспальную кровать?
От воды в бадье поднимался пар. Пленник сделал осторожный шаг по направлению к купели и покосился на меня с раздражением. Затем он шагнул вперед еще раз, и еще, пока не уперся руками в высокий деревянный борт. И тогда он снова посмотрел в мою сторону. Настойчиво и недовольно.
Взгляд был долгим, пристальным, и я не сразу поняла его значение. Эльф хотел, чтобы я отвернулась:
Так мы и застыли: эльф — у бадьи, я — в трех метрах от него, рядом со складным стулом.
Пленник не желал принимать ванну на чужих глазах. Наверное, мне стоило уступить его молчаливому требованию и отвернуться, но я почему-то этого не сделала. Моя личность снова как будто раздвоилась: нечто темное и распутное, запрятанное глубоко внутри, требовало досмотреть представление до конца.
Эльф ждал, я ждала тоже, и спустя несколько минут чужое терпение дало трещину. Со вздохом пленник перекинул ногу через борт купели (сначала одну, следом — вторую) и погрузился в воду по горло, спрятавшись от моего нескромного взгляда.
Я бросила ему тряпку, чтобы оттереть грязь, и снова эльф застыл в нерешительности, безмолвно требуя дать ему уединиться.
Но чудовище внутри заставляло меня смотреть. Смотреть не моргая.
И снова раздался чуть слышный вздох. Эльф не стал унижать себя просьбой отвернуться, видимо, уверенный, что эта просьба ничего не изменит. Его лицо приняло отрешенное выражение, взгляд сделался пустым, отсутствующим, словно пленник старался забыть о том, что в шатре, кроме него, кто-то есть.
Он взял тряпку и начал скрести свою кожу под водой. И тогда я все-таки отвернулась, испугавшись тьмы, которая жила в моей душе, отголосков своей прежней личности. Я поняла: если бы не отчаянное желание скорее смыть с себя следы чужих прикосновений, гордый эльф никогда бы не стал мыться в моем присутствии. В присутствии кого бы то ни было.
Глава 5
В конце концов я вышла из шатра, позволив пленнику домыться в одиночестве. Снаружи — ни среди палаток, ни под высокими соснами — по-прежнему не было видно ни эльфов, ни предательницы Мериды. Куда подевалась эта дрянь? Чуть позже я собиралась отправиться на ее поиски. Пока же были дела поважнее.
Разбудив походного повара, я потребовала принести мне в шатер двойную порцию еды: мяса, вина и овощей под зачарованной пленкой, благодаря которой продукты долго не портились. Затем я откинула тканевый полог и вернулась в свое убежище, к эльфу.
За время моего отсутствия пленник успел привести себя в порядок, но не спешил покидать бадью. Чистый, пахнущий горечью трав, он сидел по плечи в остывшей воде и не торопился выбираться наружу.
— Уснул ты там что ли? — спросила я, трансформируя стул в круглый обеденный столик и подвигая его к кровати: скоро должны были принести еду.
Ответом мне стала тишина, полная напряженного молчания.
И тут я догадалась, почему эльф продолжает мокнуть в холодной воде вместо того, чтобы одеться и составить мне компанию за завтраком. Ему элементарно не во что одеться. Нечем вытереть тело после купания. Я не принесла ему ни рубаху, ни полотенце.
И разумеется, упрямец
Мысленно выругавшись, я подошла к бадье и развернула перед пленником широкое полотенце. Поколебавшись, эльф поднялся на ноги, и я завороженно уставилась на то, как вода стекает по его обнаженному телу с идеальным рельефом мышц. Молочно-белая кожа блестела от влаги. Кончики волос облепили выпуклую грудь, вздымающуюся от частого дыхания.
Помощь эльф не принял. Взглянув на предложенное полотенце, он поджал губы, затем выдернул тряпку из моих рук и завернулся в нее, прежде чем переступить борт купели. Все это он проделал в угрюмом молчании, стараясь не смотреть в сторону ненавистного врага.
Его неприязнь была физически ощутима и с каждым часом усиливалась. Я чувствовала, как страх в нем постепенно отступает, превращаясь в ярость.
Похоже, ночью придется спать вполглаза, если я, конечно, не хочу в один прекрасный момент пробудиться от того, что к моему горлу прижимается нож или осколок разбитого кувшина. Делить шатер с мужчиной, мечтающим тебя убить, — удовольствие сомнительное.
С одеждой для эльфа я решила повременить — сначала обработать мазью его повреждения, потом позавтракать, а уже после заняться остальными проблемами. Пока пленник — до сих пор безымянный — неуверенно мялся посреди шатра, я опустилась на кровать и без задней мысли похлопала ладонью по одеялу рядом с собой.
И тотчас голубые глаза расширились, затем сузились, превратившись в узкие щели, пылающие адским огнем.
— Иди сюда, — позвала я, все еще не понимая этой странной реакции.
Взгляд эльфа скользнул по расстеленной кровати, и пальцы нервно сжали на груди ткань полотенца. Вместо того, чтобы шагнуть вперед, пленник попятился. Снова он напоминал дикого зверя, загнанного охотниками в ловушку.
Ступней он зацепил палку — ту самую, которой пытался в порыве ненависти пронзить меня насквозь. Сломанная пополам, она валялась на полу ярким доказательством того, что сопротивляться дракону бесполезно. Глядя на эту палку, эльф тяжело сглотнул и прошептал пересохшими губами:
— Не надо. Если в тебе есть хотя бы капля человечности, не надо. Лучше убей.
О боги, мой жест он понял совершенно неправильно. Я приглашала его сесть рядом, чтобы удобнее было наносить на раны целебный состав. А он решил, будто им хотят воспользоваться. Снова. Как этой ночью. Для того и позвали в шатер. Потому и позволили смыть грязь.
Он смотрел в сторону, часто дыша и сжимая в кулаке край полотенца, запахнутого на груди. В наших краях мужчины после ванны кутали только бедра, но эльф, вымывшись, попытался прикрыть как можно больше обнаженного тела. Подсознательно или нет, не хотел выглядеть возбуждающе, спровоцировать новое насилие.
Как бы он ни храбрился, мысль об очередном унижении приводила его в ужас. В ужас настолько сильный, что он даже позволил себе сказать то, что сказал.
«Не надо. Лучше убей».
Не желая ранить эльфийскую гордость еще больше, я притворилась, будто не заметила его страха. Не поняла, о чем он говорит и что имеет в виду. Так мы оба могли сделать вид, что этой постыдной фразы не было и пленник не унизил себя мольбой о пощаде.