Дракон под маринадом
Шрифт:
Ещё через пятнадцать минут, я поняла, что помираю, а ещё что этот маньяк совершенно не собирается сдаваться. Сердце билось уже где-то в районе горла, грозясь в любой момент попросту выпрыгнуть из меня. И меня это не пугало, наоборот, больше всего на свете мне сейчас хотелось просто лечь и умереть.
— Не могу, — прохрипела я, ровно за секунду до того, как поцеловаться носом с ближайшим камнем, в глазах потемнело, а тело отказывалось мне подчиняться.
Но ничего подобного не произошло, потому что ровно за мгновение до того, как я должна была рухнуть на землю, Томмасо подхватил
Какое-то время я смутно понимала, что вообще происходит вокруг, просто наслаждалась тем, что могу относительно спокойно дышать, что мой сердце возвращается на положенное ему место и в обычный ритм. Затем меня начало интересовать происходящее вокруг.
А точнее, тот факт, что мир вокруг всё так же продолжал двигаться. Томмасо просто бежал уже обратно в гору, неся меня на руках. При этом его дыхание было спокойным и глубоким, словно он и не бежал вовсе, а просто прогуливался по парку нюхая цветочки.
— Как ты? — наконец поинтересовался мой шеф, не сбиваясь при этом с шага.
— Могло быть и лучше, — совершенно не стесняясь призналась я.
— Прости, это моя вина я не рассчитал нагрузки, — покаялся мой начальник, — для меня это просто лёгкая разминка.
Мне очень хотелось сказать что-то колкое и обидное, но я благоразумно прикусила язык. В конце концов, передо мной только что извинились, более того, меня беспрекословно тащили обратно в академию на руках.
— Но нам придётся как следует поработать над твоей формой, в таком состоянии ты и месяца тут не выдержишь, от силы неделю, и ту, только на силе воли, — поспешил порадовать меня шеф, а я пожалела, что не сказала ему ничего гадкого.
— Ты, видимо, очень сильно и очень неправильно худел, но не волнуйся всё это поправимо, если есть желание!
Я промычала в ответ нечто неоднозначное, а мы тем временем уже входили в ворота академии.
— Поставь меня на землю, — прошипела я, осознавая, как всё происходящее выглядит со стороны, но Томмасо не успел. Нас заметили раньше.
Альберт Томмасино, младший наследный принц Мазарии
Я нёс Мицио и пытался осознать и переварить, ту бурю чувств и эмоций, которые во мне вызывало происходящее.
Конечно, я винил себя за то, что переоценил физическую форму своего комми, с другой стороны, я страшно злился на него. В самом деле, неужели ему было так сложно сообщить мне раньше о том, что он не справляется. Я ведь никакой не злодей и точно не покусал бы его за подобное. Не было никакой необходимости доводить себя до такого состояния. Совершенно.
И в то же время я был благодарен, за то, что всё случилось именно так, потому что я получал ни с чем не сравненное удовольствие, оттого, что нёс своего комми. И сказать по правде, именно это пугало меня больше всего. Странное, тёмное чувство желания схватить своего комми и утащить куда подальше, чтобы защитить и обеспечить безопасность, беречь и хранить как своё самое дорогое сокровище.
Нет, с желанием защитить всё в принципе было понятно, на Мицио было просто невозможно смотреть без слез, крохотный, в одежде с явно чужого плеча, он был похож на жалкого воробушка замухрышку. А уж когда я подхватил его на руки…
Весил Мицио как пушинка, да и на ощупь
И тем не менее проснувшееся во мне нечто беспокоило меня не на шутку.
Я мог бы ещё отчасти объяснить, если бы начал испытывать нечто подобное к девушке, но девушки у меня, разумеется были, а вот такого почти болезненного чувства не было. И уж тем более к молоденькому парню!
Для того чтобы хоть как-то отвлечься, я решил поговорить с Мицио, даже что уж там, повинился, что не рассчитал нагрузки и пообещал всё исправить, но и тут мой комми меня удивил. Он не стал показывать свой характер и кидаться в меня колкостями, вместо этого стоило нам только достигнуть ворот академии, как он тут же попросил меня поставить его на землю.
И только когда я заметил приближающегося к нам Лучьянно, я осознал, причину этой просьбы, впрочем, как и то, что я категорически опоздал.
— Сиди тихо и не лезь, — только и успел прошептать я Мицио.
— А я смотрю, ты уже приспосабливаешься своего комми на руках таскать? — голос Лучьянно буквально сочился ядом, более того, он оглянулся в поисках поддержки у своих дружков и они противно захихикали. Мицио в моих руках нервно дёрнулся.
— Тихо, — еле слышно рыкнул я и в поддержку своих слов слегка сжал его в своих объятиях, чтобы не рыпался лишний раз.
— Ах, Лучьянно, а тебе я смотрю до всего есть дело? Это, наверное, поэтому на кухне у тебя ничего не выходит, что ты вместо того, чтобы готовить тратишь время на то, чтобы лезть в то, что тебя не касается?
Мой комми еле слышно хмыкнул, а вот Лучьянно пошёл пятнами от возмущения и шагнул ко мне с угрожающим видом.
— Не надейся Томмасо, твоя звезда просто не может светить вечно, и её закат уже начался, — слизняк прошёлся противным взглядом по Мицио.
— Позвольте, — начал было мой комми, но я закрыл ему рукой так быстро, как только мог. Лучьянно никогда не идёт на прямое столкновение, как и большинство лизоблюдов он выжидает удобного момента, чтобы сделать гадость. Наушничает и устраивает подлянки. Я-то к этому уже привык, да и что он мне может сделать, а вот Мицио как неопытному и совсем неоперившемуся птенцу может как следует достаться. Мне бы этого совершенно не хотелось.
— Ты ещё что-то хотел мне сказать или уже наконец отправишься по своим делам? — спокойным и будничным тоном поинтересовался я.
В ответ Лучьянно только сплюнул, забормотал грязные ругательства себе под нос и поспешил в сторону столовой, в самом деле завтрак ведь только начался. Я же продолжил путь со своей ношей в нашу комнату.
Интересно, а как бы вёл себя этот мерзавец, если бы знал моё настоящее происхождение? Наверняка бы лебезил бы передо мной и осыпал лестью. Отец Лучьянно был обедневшим аристократом из настолько захудалого рода, что у них даже и магии-то толком не осталось, оттого его так и печалил тот факт, что какой-то паршивый сын сапожника не только лучше него справлялся в академии, но ещё и владел магией. В какой-то степени я его даже понимал и иногда жалел, но сегодня от одной мысли о том, что он может причинить вред Мицио, сердце моё налилось такой невиданной злостью и ненавистью, что даже стало трудно дышать.