Дракон среди нас

Лазаренко Ирина

Найло раскачивался из стороны в сторону, сильно зажмурившись, то и дело дёргал головой, словно очумелая слепая птица. Ночной холод заползал под его капюшон, под рукава, леденил, омертвял.

…Как-то раз, во время их с Илидором путешествия, в ответ на походя брошенное замечание Йеруша о каком-то совершенно пропащем бродяге Илидор сказал:

— Нельзя продолбать свою жизнь полностью. Непременно останется что-нибудь на донышке.

— Это какая-то драконья мудрость? — огрызнулся тогда Йеруш.

Теперь

он вдруг вспомнил слова Илидора и неистово захотел в них поверить. Схватиться за соломинку этих слов последним рывком своего неистового, опустошённого, поникшего разума, выбросить из головы издевательский смех и обвиняющие голоса.

Что осталось на донышке его жизни после череды неудач, глупых и недальновидных решений, чужой подлости, собственной дурости? Йеруш очень старался, но никак не мог понять, что же у него осталось. Ничего, ничего, ничего, повторяли голоса в его голове. У тебя ничего не осталось, поскольку ничего никогда и не было. Ты выдумал сам себя, и за твоим плечом стоят только призраки.

Тархим хохотал ему в спину.

Спасительная соломинка выскользнула из рук, и последней надеждой утопающего Йеруша стала мысль про Илидора.

Возможно, Илидор будет его искать. Возможно, найдёт. Быть может, даже раньше, чем гениальный учёный Йеруш Найло окончательно сгниёт на обочине от всей этой безнадёжности. От осознания собственной никчемности, неудачности, нелепости, — везде, куда бы ни отправился, и от ужаса перед этим огромным и таким гнусно-враждебным миром, с которым гениальный учёный Йеруш Найло, оказывается, совсем не умеет справляться.

Он захотел разозлиться на свою слабость и жалкость, на беспомощность, из-за которой оказался скукожен тут, на сырой обочине, из-за которой сделался похожим на потерянную тряпочку, безвольно ждущую спасения. Но на злость не оказалось сил.

* * *

— А ведь меня полным ревнителем назначили! — заходился в зале основательно захмелевший Хорёк.

Илидор вообще-то шёл на кухню к Ундве, но при слове «ревнитель» остановился — что-то скребнуло в груди.

— Неужели, — протянул развалившийся на лавке Кунь Понь.

На Хорька он смотрел с откровенным презрением и явственно чхать хотел и на ревнителей, и на их полноту, и на стражих — приятелей Хорька, которые пили с ним вино.

— С этим поздравлять положено, — с пьяным вызовом продолжал Хорёк и смотрел мутными глазёнками в тоже не самые прозрачные глаза Кунь Поня и Касидо. — А кроме того, с ревнителем кр-райне желательно быть в добрых отношениях, ведь столь разумное поведение ведет к спокойствию и процветанию! Да, к процветанию и благоденствию разумно поведённых и всего сообщества. Верно ли говорю я, други мои?

Стражие слаженно не то кивнули, не то икнули.

— Так что ожидаю от вас поздравлений, — и Хорёк потряс полуобъеденным

гусиным крылом.

Кунь Понь скривился. Хорёк прищурился, и тут подал голос молчавший до сих пор Касидо. Изрёк заплетающимся языком:

— Раз положено, то поздравляю с назначением. А также хочу добавить, что ты редкостная падаль, Тарх-хим.

Хорёк поперхнулся, его друзья-стражие разом проснулись, а у Илидора зазвенело в ушах. В голове со щелчками вставали на места смыслы обрывочных фраз, услышанных этим вечером от углового столика.

Дракон медленно сделал шаг вперёд, другой шаг, и что-то было в его пружинисто-текучем движении такое, что привлекло внимание разъерепененного Хорька, отвлекло его от Касидо, от неловкости и возмущения, от необходимости немедленно, сейчас выдумать хороший ответ, который покажет, насколько важно дружить с ревнителем.

Илидор встретился взглядом с хмельными глазами Хорька и медленно проговорил:

— Значит, ты Тархим?

— Эй, эй!

Клинк шагнул между столом и Илидором, широко разведя руки — одна поднятая ладонь обращена к дракону, другая к столу.

— Что ты сделал с Найло? — очень спокойно спросил Илидор, поверх головы гнома глядя на Тархима.

Тот зыркнул на приятелей-стражих, ища в них уверенности и поддержки, но тщетно. Холера его знает, что видели они в стоящем перед ними безоружном человеке, который и до этого вертелся в харчевне, в котором никакой опасности не замечалось прежде, но глаза у обоих были серьёзные, несмотря на пьяную поверхностную муть.

— Йеруш Найло покинул город, — выбрал Тархим самое обтекаемое из возможных выражений.

— Вот как, — у Илидора как будто заострились скулы, он сделал ещё шаг вперёд, почти упершись плечом в выставленную ладонь Скопидома. — На ночь глядя? Один? Не попрощавшись? Надо думать, со всеми деньгами, которые ты ему обещал? Со всеми своими вещами и…

Его голос набирался каменного грохота, от которого на полках зазвенели кувшинчики.

— Илидор, — веско произнёс Клинк, и в его голосе тоже грохотнуло.

Дракон остановился, но по-прежнему буравил взглядом Тархима. Взгляд был ярый, глаза нечеловечьи — словно сотни раскалённых монет ворочались в них. У Тархима пересохло во рту.

— Он…

— Мы за ним не следили, — вымолвил вдруг один из стражих и мотнул головой, отгоняя невесть почему накативший страшок. — Тебе интересно — так иди вослед своему дружку и сам гляди. С чем он там ушёл да куда.

— Точно так, — ободрился Тархим.

Илидор чуть наклонил голову.

— Мы тут прибыльцев не пествуем, — с нажимом добавил второй стражий и положил руку на рукоять меча, прислонённого к лавке. — Вы пришли — ладно. Вы ушли — два раза ладно. Нам-то что? Пусть вас за вратами хоть собаки дерут.