Дракон среди нас
Шрифт:
Поздно вечером появился Хорёк. Поначалу вёл себя тихо, но скоро к нему подтянулись приятели — уже виденные Илидором стражие, и компания начала весело что-то обсуждать, наливаясь вином. Судя по всему, эти тоже решили остаться надолго, и дракона это раздражало, хотя что ему за дело. Просто морды у них сегодня были наимерзейшие, прямо как у Куа, когда ему удавалось сотворить какую-нибудь гадость, и дракону неистово хотелось стукнуть лбами этих троих.
Натаскав дров и воды Ундве, Илидор вытащил дровяную корзину в зал и обнаружил, что Касидо и Кунь Понь усадили за свой стол Клинка. Холодея ладонями, Илидор
Илидор сможет. Прямо сейчас. Он станет очень наглым и очень незаметным драконом и прочитает послание Хардреда. Потому что какой, спрашивается, кочерги.
От углового стола, где сидел Хорёк, грохнуло хохотом, и дракон вздрогнул, корзина съехала набок и больно впечаталась ему в ногу.
— Не, ты видал его рожу, видал? Аха-ха! Аха-ха-ха-ха! — заливался один из стражих.
— За деньгами он пришёл, ага-га, ага-га-га-га! — Хорёк стучал кулаком по столу. — Во лопух!
— Даж жаль, што он такой дурила, — спокойно пробасил второй стражий и степенно отпил из своей кружки.
Его друзей это отчего-то развеселило ещё больше.
Текучая тень скользнула по стене — Илидор направился к выдвижке. В зале громко, шумно и суетно, твердил он себе. Никто не обратит на меня внимания.
Колени предательски слабли.
— Не-ет, дружище Клинк! Так не выйдет!
Травник Кунь Понь обращался к гному, но смотрел на аптекаря Касидо и ему же грозил широким полуобглоданным хвостом сушёного карася. Касидо сидел, подбоченясь и глядел на Кунь Поня, надувая щёки. Бордовая шёлковая рубаха с широкими рукавами казалась аптекарским знаменем, в которое Касидо замотался для пущей важности.
В этот день, полный волнующих событий, Клинк наливался пивом наравне с гостями.
На Илидора никто не обратил внимания, даже когда он снял с крюка на стене одну из ламп.
— А как он в канцелярию рвался, ага-га, ага-га-га-га!
Очень тихо, очень медленно, хотя шумящая в ушах кровь требовала перейти на рысь, Илидор двинулся к двери. Выставочный засов грюкнул, Илидор на миг мимовольно втянул голову в плечи, но никто на него так и не посмотрел.
— Не-ет, Клинк! Совет Касидо хорош не для всякого применения! Подходит это средство только пациентам с сухим и твёрдым телом! Пациентам же с плавными телесными контурами…
Хорёк и его дружки снова расхохотались. Илидор тихо притворил за собой дверь.
В дрожащем жёлтом свете лампы выдвижка казалась величественным и давно заброшенным пьедесталом, подготовленным для статуи предка, какие гномы Гимбла ваяли из цельных кусков мрамора. А со стен непременно должны были смотреть гигантские лица великих гномов прошлого — гимблские мастера выбивали такие лица прямо в скальной породе над городом.
Илидор подошёл к выдвижке, и свет лампы сломался в линиях рун, вытравленных на кожаной хоругви: «Готовьтесь, свободные гномы северных подземий: скоро нас позовут на последнюю битву этого мира!».
Тишина звенела. Тишина требовала ответа: зачем потомок побеждённых драконов пришёл к месту, которое хранит память гнома, одного из победителей?
«Скоро нас позовут на последнюю битву…»
Илидор помотал головой.
На настоящих гномских хоругвях не травили надписей, но откуда об этом знать жителям людского городка Лиски в надкаменном мире, далеко-далеко от северных такаронских подземий?
Едва взглянув на хоругвь, Илидор пошёл к единственному интересовавшему его предмету — кожаному лоскуту.
Да, Хардред был тем ещё прохиндеем, и в его прохиндейство хорошо укладывалась история про поддельную хоругвь, самовлюблённую выдвижку, лихой морской разбой и пиратский клад. И о его потомках — приличных гномах, которые не желали знать никаких подробностей про своего непоседливого предка. Сгинул вдали от дома — и ладно. А так мы, конечно, к нему со всем почтением.
Тишину проткнул грохот: в зале что-то свалилось со стула и пьяно возорало.
Илидор очнулся и осознал, что смотрит на слегка смазанные руны, гласившие: «…или пусть забудется моё имя — Хардред Торопыга и…» здесь непонятно, но, видимо, «затупится моя секира»… Кровеплюйка? Кровопийца?
Илидор не ошибся: на тряпице-кожице Хардред написал о кладвище, или, как говорят гномы, потайке — месте, где спрятал драгоценные камни, в которые обращал монеты и вещички, собранные в набегах и странствиях. Описание кладвища — путаное, не все руны знакомы Илидору, не все он может прочитать и совместить в сейчашнем волнении, ясно лишь то, что место это существует и находится оно в море.
Сохранилось ли кладвище спустя двести лет? Взгляд дракона скользит по рунам, но голова отказывается вчитываться в них, голова играет огненными сполохам возбуждения — тайна, старый клад, возможность решить задачу Йеруша в упоительном приключении, которое сулит столько нового, неизведанного, непощупанного прежде; и тоненькой ниточкой мечется меж этих сполохов осколок рассудительности, который верещит: в любой момент Клинк Скопидом может подняться из-за стола, подойти к выдвижке и увидеть, что засов открыт, нужно бы немедленно сливаться отсюда!
Но руны манят, шепчут, изгибаются в неровном свете лампы, отсветы ломают тени, пляшут на доспехе и сероватом булыжнике в соляных разводах, на обломке большого ключа и огромном клыке, подобном медвежьему, на пустом затасканном кошеле с нечитаемыми, затёртыми рунами, на прочем барахле, которое то ли принадлежало когда-то Хардреду, то ли просто создаёт наполненность выдвижки.
Сквозь сполохи восторгов и возбуждений в голове Илидора то и дело прорывались ещё ошмётки холодной рассудительности, бубухали в виски дельными вопросами. Много ли ценностей буйный гном не успел прогулять, пропить, прокутить? Надо думать, ещё что-то он передавал тогда своей семье, живущей в Лисках. Сколько драгоценных камней он мог собрать в своём кладвище-потайке, и что это за камни?