Дракон восточного моря, кн. 3. Каменный Трон
Шрифт:
– Короче, я согласен! – Торвард махнул рукой и снова сел на ступеньку трона. – Ядрить твою налево! Где же вы еще найдете человека, которому бояться уже нечего?
Особой подготовки поход не требовал, и «Ушастый Дракон» отошел от берегов Клионна уже через день. Понимая, что на островах его могут подстерегать неожиданности и опасности не только со стороны Иного мира, Торвард взял с собой двести человек во главе с Халльмундом, который должен был охранять корабль и присматривать, чтобы в окрестностях Крепости Теней не болталось никого лишнего.
Переход по морю до острова Снатхи много времени не занял, и «Ушастый» приблизился к его берегам в тот же день, в первых сумерках. На прибрежной полосе было пусто – в этот раз через волны прибоя к кораблю не бежали фении в алых
А впрочем, разве в других землях как-то иначе? И разве в Морском Пути не бывает так, что дружину погибшего отца возглавляет тринадцатилетний ярл – старший мужчина в роду? И разве его собственный отец, Торбранд сын Тородда, родившийся и вовсе после смерти своего юного отца, не пошел в первый поход в возрасте девяти лет?
– Халле! – под влиянием нахлынувших мыслей Торвард оглянулся через плечо.
– Да, я здесь! – Халльмунд, внимательно оглядывавший берега, шагнул к нему и встал рядом, положив руку на борт. – Увидел что?
– Нет. Просто подумал. Если я оттуда не вернусь… или вообще со мной что-нибудь стрясется… Ну, ты понимаешь… Я думаю, что тот ребенок, которого родит Айнедиль, вполне может стать новым конунгом фьяллей. Для этого у него достаточно знатная мать. А для Фидхенна Хедлейв ей еще детей наделает.
– Да ну, Торд, ты что? – Халльмунд даже побледнел. У Торварда сейчас было какое-то странное лицо: с такими лицами обычно предвидят свою близкую смерть и предупреждают о ней. – Ты вернешься! А если что кажется, то не ходи. Тролли с ними, с уладами этими, ты правильно сказал. Пойдем домой, пусть они сами тут разбираются как хотят!
– Да не волнуйся, борода. Белые женщины или белые козлы мне пока не являлись. Я так просто… Деда Тородда вспомнил и подумал… Что хотя бы один знатный ребенок, годный в наследники, у меня есть. Но, само собой, я собираюсь прожить еще сорок лет и поучить своих внуков держать меч!
– Внуков ты не увидишь, – сказала Элит, неслышно подошедшая сзади. Теперь уже оба мужчины вздрогнули и посмотрели на нее, как на ту белую женщину-фюльгъю, явление которой предвещает скорую смерть. – Твои сыновья найдут себе жен уже после твоей смерти. Но к тому времени они уже будут совсем взрослыми.
– Кто? – внезапно севшим голосом уточнил Торвард. От вида хорошо знакомого лица Элит и от звука ее голоса его вдруг пробрала дрожь.
– Твои сыновья. Их будет двое – тех, что родятся в твоем доме, от женщины, которую ты изберешь и будешь любить больше жизни. Назвать тебе их имена?
– Я сам знаю. – Торвард с трудом оторвал от нее взгляд и покрутил головой. – Старший Торбранд, а второму тоже что-нибудь подберем. А ты чего такая странная – у тебя это… – Он покрутил в воздухе ладонью, будто хотел намекнуть на некие тайные женские обстоятельства, о которых мужчины не решаются говорить вслух. – Озарение светом?
– Можно сказать и так. – Элит улыбнулась. – Ибо богине острова ведомы все пути людей от рождения их и до смерти.
– Ой, ну я пошел, – пробурчал Халльмунд и удалился, поскольку больше всего на свете не любил и боялся всего, что как-то связано с колдовством и потусторонними явлениями.
– Но ты запомни, что я сказал! – крикнул Торвард, и Халльмунд, обернувшись, сделал успокаивающий знак рукой: все будет в порядке!
И Торвард почувствовал облегчение: Халльмунд сын Эрнольва из Пологого Холма – достаточно знатный и надежный свидетель, и тинг Аскефьорда поверит ему, если вдруг придется передавать посмертную волю невернувшегося конунга. Хотя… если верить тому, что сказала Элит… А верить хотелось. Да, кстати, а…
– Вижу Крепость Теней! – закричал Аринлейв, всматриваясь в очертания берегов впереди.
Торвард обернулся на его голос. Потом снова посмотрел на Элит – она уже выглядела такой, как всегда, и не напоминала пророчащую богиню. И он почему-то не решился задать ей не менее важный для него вопрос:
Волнение было умеренным, и высадка прошла без приключений – Торвард перенес на берег Элит, завернув ее в плащ и ухитрившись даже уберечь от брызг. Корабль вытащили, хирдманы расположились неподалеку – развели костры, повесили котлы, чтобы подкрепиться после перехода, стали готовиться к ночлегу. Им предстояло на этом берегу дождаться утра. Фьяллей ничуть не пугала необходимость еще раз переночевать под открытым небом, под свежими порывами морского ветра, но каждого пробирала дрожь при мысли о том, что им придется ждать, ждать всю эту бесконечно долгую ночь, вернется их конунг из-под кургана или нет. Сегодня им смешными казались собственные прежние страхи, когда они с факелами в руках всей толпой лазили внутрь – просто посмотреть, что там. Теперь же Торвард действительно собирался пройти в Иной мир, в который Крепость Теней служила лишь воротами. И ключ к этим воротам у него был с собой.
– Тебе лучше ничего не есть, – предупредила Элит, и Торвард пожал плечами: дескать, что же делать? Всякие посвящения, испытания и прочее обычно проводятся на голодный желудок, чтобы душа не так уж крепко держалась за не удовлетворенное жизнью тело.
– Тогда пошли, – сказал он.
До Крепости Теней их провожал Сёльви. Он нес две вещи, которые нужны были для этого путешествия. Одну из них, захваченную из бруга Айлестар, Халльмунд называл «эта чудовина», а Элит – Глас Дракона. «Чудовина» представляла собой три железных треугольника разной толщины, соединенных только вершинами. Кое-кто из фьяллей вспомнил, что уже видел нечто подобное в бруге Брикрена, но никто тогда не знал, для чего она предназначена. Второе, что нес Сёльви, был поддельный Каладболг – Торвардов «меч посвящения». Его взять с собой тоже велела Элит. Торвард слушался ее во всем: в таких делах, как путешествие в Иные миры, она разбиралась значительно лучше него.
– Нужно дождаться полуночи, – сказала она, когда они втроем приблизились к Крепости Теней. – А Глас Дракона следует повесить туда. – Она указала на ветку яблони перед входом.
Выполнив ее указание, Сёльви ушел, оставив их вдвоем возле кургана. Уже начинало темнеть.
– Садись тут и думай, – велела Элит, показывая на траву напротив входа.
– О чем?
– О чем хочется. Ни о чем. Твой дух сам найдет дорогу – просто отпусти его.
Торвард бросил на землю плащ из толстой шерсти, сел на него и устремил взгляд на спиральные завитки каменных плит, окружающих черный провал входа. Они были прочерчены чем-то белым и в густеющей тьме казались светящимися. Торвард смотрел, бездумно скользя взглядом по линиям узора, и его затягивало в такие дали, которым он даже не смог бы подобрать названия. Он думал разом о множестве вещей, как значительных, так и совсем пустяковых, и все они помещались в его голове одновременно, словно его разум вдруг стал необъятным, как у самого Одина. Он вспоминал, что сказал послам Брикрена, когда они в изумлении смотрели, как он подтягивается на ветке священного дуба, предназначенного для жертв, – как Один девять дней висел на Иггдрасиле, принеся себя в жертву себе же, и о том, что каждый человек вечно стремится вслед за Одином в его бесконечном познании вселенной. И для него, Торварда, последний год под грузом проклятия уже стал таким бесконечным жертвоприношением самого себя себе же. Жажда смерти делала его почти неуязвимым, ненависть приводила его к встрече с любовью, и ему порой не хватало силы, чтобы сдерживать свою мощь, – и он пытался выбросить ее из себя, сметая всех врагов и все преграды со своего пути. Так и что ему, такому, немного повисеть на ветке для жертв? Проливая свою и чужую кровь, сея зло и разрушение вокруг, стремясь разрушить самого себя, он, как гной из раны вместе с кровью, выдавливал из души проклятье – и теперь чувствовал, что у него получается, что он не дал себя сломить, что его усилия не остаются напрасными. Он сохранил достаточно сил и удачи, чтобы привлечь любовь женщин, способных восстановить его связь с Великой Богиней. Следуя за этим лучом, он потихоньку пробирался к свету через дремучий лес испытаний. До конца еще оставалось далеко, но был смысл идти.