Драконофобия в контракт не входит

Гусина Дарья

— Милая, — виновато сказала я девочке, — видишь теперь? Мы тебе не помощники. Прости, но ты зря сюда добиралась и рисковала. Петр что-то помнит, а что-то нет, магичит интуитивно, что за штуки у него в кармане до сих пор не вспомнил, а они на бомбы похожи. Я? Я только недавно узнала, что способна нежитью управлять. Да какой там управлять! Привлечь внимание слегка. Я даже в санки твои запрячь ее не смогу.

Маша понурилась, мрачно кивнула и призналась:

— А я у вашего мужа в голове кое-что нащупала.

— Он не мой

муж, — быстро проговорила я. — Что? Что нащупала?

— Его пытались подчинить, — подбирая слова, серьезно проговорил ребенок, — и он там, в своей голове, сделал… запретную комнату, а ключ потерял. Ну… или дорогу к ней найти не может, сам все запутал, морок навел.

— С запретными комнатами так часто случается, — пробормотала я, косясь на мирно похрапывающего мага.

Надеюсь, моя история тоже под замком. Пусть там и побудет.

Маша ушла спать наверх, Петенька сонно поплелся за ней. Я потопталась у матраса, тяжко вздохнула. Тепло тут, конечно, и налёжано, но место занято.

Пока ходила на кухню, пила воду с долькой лимона и раздумывала, Петр проснулся. Маг принес дрова из кладовки, куда мы загодя перетащили поленницу, и принялся поправлять очаг. Кинул за спину, услышав мои шаги:

— Иди сюда, не бойся. Приставать не буду.

Я пожала плечами и с равнодушными видом уселась у печи.

— Прости, что подтрунивал, — Петр поковырял кочергой угли, чтобы поленья быстрее прогрелись, из дверцы посыпались искры. — Я вижу, что тебе неловко, когда я пытаюсь… приблизиться.

— Да, я… сложно схожусь с людьми. Я рассказывала, почему.

— Я перешел черту? Все происходит слишком быстро? Зато я честен. Мне сразу показалось, что нас связывает нечто большее, чем работа. Я когда-нибудь говорил тебе о том, что… у меня могли быть к тебе… чувства?

— Нет.

Вот оно, искушение ложью. Как же хочется сказать: «Да, говорил, говорил! Скажи еще раз! А лучше — покажи!» Одернула себя: дура! Он мужчина, и мы в закрытом пространстве. Ему трудно не реагировать. А я? Случайно, напившись, не призналась, что он мне нравится? Очень нравится, с первого дня нашего затворничества. Глупая Синтия влюбилась? Вот так, за один вечер? По уши? Просто от того, что ей, сиротинушке, в глаза нежно посмотрели и пальцами ладошки коснулись, когда тарелку вытертую передавали? Ах да, шрам на животе ныл. И ниже… тоже. Не-е-ет! Не может быть! Это вечер такой, сытный, уютный, томный. А завтра все пройдет. Оголодаю и снова стану злой стервой.

Я помолчала и наконец озвучила то, что все эти дни не давало мне покоя:

— Обручального кольца у тебя нет, но его могли украсть те люди. Или… или у тебя есть любимая. Но ты забыл. А потом вспомнишь. Я ведь ничего о тебе не знаю. У тебя может быть семья… и дети.

— Сдается мне, такое бы я не забыл, — маг цокнул языком.

Я только мотнула головой:

— Маша сказала…

— Блок? Я слышал. Я разберусь. А ты? — Петр смотрел

на огонь. — У тебя кто-нибудь есть? Уж ты-то должна помнить.

— Никого.

— Не верю.

Маг вдруг повернулся и, резко приблизив лицо, посмотрел мне в глаза.

— Зачем ты так? — с досадой спросила я, отстранившись. — Все закончится, мы расстанемся. Я уеду, ты… тоже.

— Вот как? Все решила? И за себя, и за меня? А ты помнишь, что информацию о тебе продали поисковикам?

— Именно поэтому я и собираюсь уехать.

— То есть, опять сама, одна, против всего мира?

— Да, — выдохнула я. — Я никогда не думала о себе… в таком ключе. Честно. Но ты же понимаешь, что здесь небезопасно. Тот маг меня нашел, он мог кому-то рассказать.

— Возвращайся в город. Со мной.

— Не могу. Есть причины.

Пауза длилась и длилась. Огонь потрескивал, освещая лицо Петра. Он заговорил тем мягким тоном, от которого что-то горькое и сладкое опять начало расширяться, заполняя грудь, размягчая мое давно окаменевшее сердце и подступая к глазам.

— Сегодня ты была такой… нежной и заботливой, — медленно произнес маг, — ты смотрела на этого ребенка, словно…

— Мне так жаль Машу, что я готова обнять ее и защищать от всего мира.

— Глупая! У нее есть защита, дед найдет ее и заберет, нужно лишь подождать. И давай помолимся, чтобы нас не накрыло его гневом. Он такой маг, что я против него — цыпленок. Даже если Зимник не разберется с Роем, за девочкой он придет, она его оберег. Но куда ты пойдешь после всего этого? В руки охотников за головами?

— А что ТЫ предлагаешь? — вспылила я. — Тебе врач нужен! Желательно хороший маг! Вернется память — и все станет по-другому, поверь!

— Верю! — Ракитников резко встал, со звоном бросил кочергу в железное ведро для щипцов.

Будто меч вонзился в цель. Я вздрогнула. Петр забрал матрас из спальни наверху и устроился на кухне. Я заснула и увидела свой обычный кошмар: замок рушится, я в подвале — ползу наверх, под пальцами осыпается земля, и меня затягивает глубже. Отец зовет, но голос его все тише и тише. Он всегда называл меня Элми, и во сне он вновь и вновь повторяет мое имя.

Проснулась я от собственного крика… в объятьях Петра.

— Тише, тише, — повторял он, прижав меня к себе. — Все хорошо. Ты дома. Я здесь. Я с тобой, Элми.

… Я всю ночь проспала у него под боком. Ужасный сон больше не возвращался, мне было тепло и уютно. Даже Рой за стенами замка казался не угрозой, а приключением. Как в детстве. Так хорошо мне было лишь в детстве.

Я уже засыпала, когда услышала тихое:

— Почему бы тебе не раскрыть свое сердце, девочка? По-настоящему. Взять и кому-то довериться. Хоть раз.

— Я бы хотела довериться… тебе. Но не могу, — прошептала я. — Прости.

— Быть может, нам просто нужно больше времени?