Драконов больше нет. Дилогия
Шрифт:
Про то, что Лестис как-то там использовал силу моего гнева на дороге теней, я смутно догадывалась. Впрочем, вряд ли я смогла бы помешать ему, не умея управлять просыпающимся тогда во мне драконом.
— Тебе не за что меня благодарить, Лестис, — попыталась отпереться я от незаслуженной признательности. — И ты слишком слаб для борьбы. Не ходи к алтарю. Всё решится независимо от того, будешь ты там, или нет.
— Я должен, — улыбнулся маг, положив свою худую руку на мою ладонь. — Иначе как тогда жить, если я даже
— Как знаешь, — пожала я плечами. — Но мне жаль, если ты потратишь на эту бесполезную попытку остаток своих сил, и всё лечение лесовиков пойдёт прахом.
— Не вешай нос, Верна, — подмигнул он мне. — Мы ещё повоюем.
Помолчав, добавил, смущённо отведя глаза:
— Ты поговори с отцом-то. Знаю, и понять трудно, и простить невозможно. Только он наказан за свою преданность долгу так, что сильнее уже просто немыслимо. Ты пойми, мы все здесь такие безумцы, мы все боремся за жизнь и платим за надежду победить смерть. А на нём лежит вина за гибель сына, любимой и ненависть обеих дочерей. А ещё и проклятье твоей матери — вечная боль, вечные неизлечимые терзания. Хотя бы выслушай его, прошу тебя.
— Правда, что маги спланировали моё рождение? — Это предположение не переставало меня удивлять.
— Нет, что ты, — покачал головой серый маг. — Астамир тогда был искренне увлечён юной Эсминой. Именно поэтому Антея ушла, не сказав, что носит под сердцем их дочь. Она не простила до самой своей смерти. Рояна узнала о том, кто она, лишь выслушав исповедь умирающей матери, которая передала ей свою обиду. Потеряв жену, Астамир одумался, но было уже поздно. Вестница предсказала твоё рождение, и маги просто воспользовались удачно сложившимися обстоятельствами. Так что ты можешь обвинять отца в чём угодно, но только не в лицемерии. Впрочем, я понимаю, это слабое оправдание для него.
— Ты прав, ни простить, ни понять я его не в силах. Но так может статься, что мы все завтра умрём. Так, почему бы перед всеобщей кончиной не послушать человека, виноватого в моём рождении, — язвительно ухмыльнулась я.
Дракон во мне спал, но его жаркое дыхание я чувствовала, очень надеясь, что он не проснётся и не подтолкнёт меня убить своего отца. Мне бы не хотелось оборвать его мучения, завещанные ему матерью за предательство. Теперь я понимала Рояну, когда та требовала жизни для Лордина, надеясь, что проклятье станет для него достаточной расплатой за её боль.
— Иди, он ждёт тебя, — Лестис обессилено упал на подушки. Его сил хватило лишь на то, чтобы вяло махнуть рукой в направлении выхода. Уже через минуту он крепко спал, будто выпил сонное зелье.
— Сон любы хваробы лячыць, — шепнула мне Авэ, провожая к тропе, чуть погодя деловито добавила:
— Идзи прама. Астамир в бярозавам гаи чакае з раницы. Небарака ён, хоч и сволач, вядома. Але бацька всё ж таки, а их, сама ведаеш, не выбираюць. Паслухай, што скажа, а инакш гадаць замучышся.
Я покорно
— Идзи, идзи, не сумнявайся! Падарунак я да заходу сонца змайстраваю, як и абяцала. А пакуль, бывай!
Астамир сидел, прислонившись к одной из берёз, на краю рощи, соседствовавшей с обычным лесом. Белоствольные, кудрявые красавицы, казалось, водили хороводы вокруг угрюмого, задумавшегося мага. Он выглядел так, словно сидел тут уже многие годы и собирался сидеть ещё столько же. Но моё появление заставило его поднять на меня удивительные лиловые, чуть раскосые глаза и хрипло прошептать:
— Ты пришла?
И вот тогда я узнала его, вспомнила, где в последний раз видела эти глаза.
— Тот молодой маг, который сжёг храм, сжёг себя вместе со всеми, позволяя мне сбежать, — это был твой сын, мой брат? — Я растеряно прислонилась к берёзе с другой её стороны и медленно сползла вниз, как лист, слетевший на землю. Была не в силах устоять на ногах, будучи до такой степени поражённой своим открытием. Мой брат умер у меня на глазах, чтобы спасти меня и, надеясь, что я сделаю тоже, чтобы спасти всех. Он искренне верил, что его смерть не будет напрасной.
— Да, это был Рослав, — глухо ответил Астамир, закинув голову и невидяще вглядываясь в небо. Оглянувшись, я заметила слёзы, лениво ползущие по его смуглым щекам. — Он не должен был умирать. Это было только его решением. Он хотел встретиться с тобой, всё объяснить, увести к нам. А когда увидеть тебя не получилось, он позволил себя схватить. Рослав, как и я, был предан долгу, и страх перед смертью не мог остановить его. Он считал твою жизнь и смерть важнее всего и умер, чтобы позволить тебе пройти своей дорогой до конца, так же, как прошёл он.
— Теперь я понимаю, почему моя мать была так счастлива перед смертью, — тихо пробормотала я, словно разговаривая с самой собой. — Она узнала в брате тебя, ведь вы были так похожи. Не учла прошедшие годы. Для неё, наверное, ты остался юным навсегда. Думаю, она решила, что ты пришёл освободить меня, свою дочь, и освободить её от мучительной жизни. Опять, глупышка, поверила в твою любовь, если не к ней, то ко мне. Поверила, будто умирая в том пламени, вы с ней отныне навсегда будете вместе. Наивная, она верила в то, во что хотела верить, и умерла счастливой. Ты любил её хотя бы немного?
— Она любила меня, очень любила, — Астамир произносил слова с болью, словно воспоминания жгли его калёным железом, но упрямо продолжал эту пытку над самим собой. — Ей казалось, что её любви хватит на нас двоих. И в какой-то момент я тоже поверил в это, правда, всего лишь на миг. А потом пришло отрезвление. Я предал твою мать, Верна, я предал всех, поддавшись той минутной слабости, и она прокляла меня, ушла, полыхнув чёрным огнём. Маги не останавливали её, ведь они уже знали, что нужная им сила теперь в нашем ребёнке. Им оставалось лишь подождать, чтобы получить своего дракона — ещё одну попытку спастись.