Драконы Новы
Шрифт:
— Я хочу, чтобы ты нашел любую информацию о Кварехе — о его путешествии в Лум, о схемах, которые он украл. Поговори с рабами, слугами. Если нужно, предложите им лучшую жизнь на Лисипе с помощью благосклонности Доно.
Он никогда бы не позволил рукам Син, непосредственно служившим Петре, быть при нем. Но им не нужно было знать, что он увидит их мертвыми, как только они ступят на порог его дома. Их сюрприз будет восхитительным.
Он бросил взгляд на величественный каменный амфитеатр вдалеке. Улицы уже наполнились музыкой и радостными возгласами. Смех сливался с песнями, мужчины и женщины танцевали
Он приехал на суд на платформе. Это была широкая площадка с низкими перилами и остроконечной крышей, покрытой красной глиняной черепицей с серебряной окантовкой. Деревянная основа и столбы были из красного дерева, окрашенного в глубокий винный цвет. Ткани цвета огня переливались, шелка блестели от солнечного света. Шестнадцать человек несли его по улицам.
Он резко контрастировал с озерно-голубыми вымпелами8 и людьми Дома Син, которые, словно волны, расходились вокруг его метафорической лодки. Ивеун не сводил глаз с женщины, сидевшей рядом с ним.
Колетта Рок'Рю То была худой для Дракона. Она так и не выросла из девичьих лет, ее лицо осталось мягким, а щеки округлыми. Ее уши были направлены скорее вперед, чем вверх, а тонкий и узкий нос прорезался между двумя глазами, которые от этого казались еще больше.
Она была его вишневой женщиной. Она пахла этим фруктом и благоухала им для большего эффекта. Ее кожа была кремово-оранжевой, почти совсем не красной, но напоминала ему сладкие вишни, которые можно выращивать весной. Ее волосы были ярко-красными, как засахаренные фрукты того же сорта. Но ее глаза были поистине поразительны: темные глаза, сияющие глубиной богатого вина. Такого, которое может поглотить человека целиком.
Эти же глаза безучастно взирали на окружающий мир, как будто все это доставляло больше хлопот, чем стоило. Для Колетты, возможно, так оно и было.
— Руана не сильно изменилась с тех пор, как я была здесь в последний раз, — негромко сказала она. Она была скромной и непритязательной противоположностью громкой и властной Ивеун.
— И как часто ты бываешь в Руане?
— Слишком часто, если вообще прилетаю. — Она откинулась на спинку кресла. Сплетники продолжали увековечивать ее слабое и болезненное состояние. Но все, что видел Ивеун, — это лицо женщины, которой было не более чем скучно.
— Я ценю твою снисходительность, Рок'Рю. — Он говорил искренне. Колетта была не из тех, кто покидает свои сады или… развлечения. Но, услышав, что суд состоится на Руане, она без лишних вопросов собрала вещи и села на своего боко.
— У тебя не должно быть никаких сомнений. — Слова прозвучали почти угрожающе, если, конечно, он действительно сомневался.
— В тебе? Никогда. — Более правдивых слов в тот день еще не звучало.
— Кроме того, я нужна тебе. — Ее рот сжался в тонкой и знающей улыбке, которую Ивеун не смог бы отрицать. — Так какую роль я буду играть днем, пока мы здесь?
Он был солнцем, а она — его луной. Вечно на орбите, вечно наблюдает за небом, пока другая дремлет. Таким образом, днем она подчинялась его желаниям и правилам. А ночью — по его.
— Та же роль, что и обычно. Никто не станет вызывать
Колетта тихонько рассмеялась. Когда она улыбнулась, он увидел, как посерели ее десны, превратившиеся в пепел от ее тайных и скрытных дел.
— Пусть они бросят мне вызов, Ивеун, и посмотрим, как долго они проживут.
Ивеун улыбнулся своей подруге, обнажив зубы. Если кто-то и бросит вызов Рок'Рю, то ответит перед ним. Ивеун никогда бы не позволил другому тронуть свою Королеву. Они должны надеяться, что ответят перед ним. Ведь если бы Колетта захотела, смерть была бы бесконечно более мучительной и затяжной, чем все, что мог придумать Ивеун.
Вблизи амфитеатр выглядел еще более впечатляюще. Каждая пятая колонна представляла собой изваяние Дракона — он не узнал его, но мог лишь предположить, что он важен для Дома Син. За ними простирались широкие, похожие на крылья летучей мыши, поддерживающие второй ярус сидений и аркадные окна, пропускающие бриз сверху. Сапфиры величиной с его голову застилали глаза, зорко следящие за всеми, кто входил через арки внизу.
Их встретил высокий мужчина с кожей цвета морской пены. Его имя исчезло из памяти Ивеуна, превратившись в нечто неважное, но Финнир, похоже, узнал его. Они обменялись напряженным взглядом, прежде чем мужчина повел их по тихой лестнице.
— Син'Оджи подготовила эту смотровую площадку специально для тебя, Доно. — Он поклонился, приглашая Ивеуна и его спутников пройти дальше.
Балкон был высоким, самым высоким в амфитеатре, обвешанный изысками и задрапированный шифоном, который танцевал на ветру. Это была ложа, подобающая Королю, находящемуся среди безымянных и рабов.
Во всех других случаях он настаивал на том, чтобы быть самым высоким в комнате, чтобы возвышаться над всем, что ему принадлежит. Но при дворе он хотел быть в гуще событий. Он хотел быть так близко к яме, чтобы кровь забрызгала его щеки. Он хотел быть…
Ивеун подошел к краю балкона.
… чтобы там сидела Петра.
Женщина с тонкой улыбкой подняла свой бокал с вином Син. Это было сдержанное движение, но все же тихий укол. Ивеун вел внутреннюю войну. Он мог бы потребовать ее место, но тогда он выглядел бы как неуверенный правитель, которому нужно место, чтобы закрепить свое превосходство. Там, конечно, поменял бы его: их помост находился в самом центре арены. Но это место было уместно для тех, кто поддерживал равновесие. Кроме того, он был Рок'Оджи Доно, и он не мог полагаться на Там.
— Вино, — прорычал Ивеун, протягивая руку. Он даже не посмотрел, кто его подал.
Он поднял свой бокал за Петру и долго смотрел на женщину. Она отпила, и он сделал то же самое. Ивеун повернулся и направился к своему месту, практически скрывшись из виду. Нет, он не просил жалости ни у мужчин, ни у женщин. Если бы он сидел над всеми, то выглядел бы как бог, правящий жизнью и смертью и Двором Драконов. Он не делал уступок ни мужчинам, ни женщинам.
Мужчина, проводивший их до ложи, удалился. Остались Финнир, Колетта, Лоссом и двое его самых доверенных родственников. Колетта шагнула вперед, понизив голос до тишины, предназначенной только для его ушей.