Драконы подземелий
Шрифт:
— Мы поплывем туда, где люди смогут жить в мире, — заключил он, сделав ударение на слове «люди». — В землю, свободную от созданий, учинивших все эти беды и раздоры.
— Каких таких созданий он имеет в виду? — полюбопытствовал Тас.
— Эльфов, — ответил Танис, почесывая бороду.
— Гномов, — буркнул Флинт.
— И кендеров, — добавил Карамон, по-дружески дернув Тассельхофа за хвост, отчего тот громко взвизгнул.
Хедерик посмотрел в их сторону и укоризненно поджал губы, затем обвел взглядом слушателей, словно говоря: «Вы-то понимаете, что я хотел сказать?» После чего
— Как коротка память сего жреца! — заметил рыцарь. Он погладил пышные усы, которые являли собой отличительный знак Соламнийского Рыцарства, бывшие наряду с мечом и доспехами — скромным наследством, оставленным ему отцом, — предметом особой гордости Стурма. — Эльфам и гному обязан он своей никчемной жизнью.
— И кендеру! — возмущенно пискнул Тас, поправляя пострадавшую прическу.
— Может, Элистан напомнит ему об этом, — пробормотал Танис, глядя, как жрец Паладайна выступил вперед.
— Добрые боги сдерживают Тьму, так же как сдерживают они снегопады, которые вскоре накроют эту долину, подобно одеялу, — начал свою речь Элистан. — Но наступление зимы столь же неотвратимо, как и приближение сил зла.
Однако Хедерик тут же перебил его.
— Если, как ты утверждаешь, Преподобный, твой бог Паладайн и прочие боги Света защищали нас в прошлом, не можем ли мы и впредь полагаться на их покровительство? — нарочито громко спросил Высокий Теократ.
— Боги помогли нам, это правда, и будут поддерживать нас и в дальнейшем. Однако мы не должны бездействовать, — невозмутимо ответствовал Элистан. — Мы не грудные младенцы, которые нуждаются в беспрестанной родительской опеке. Мы взрослые люди и обладаем свободой воли, дарованной нам богами. И способны делать выбор…
— Потому и решили остаться здесь, в долине, — закончил за него, к всеобщей радости, Хедерик.
Последовали взрыв смеха и аплодисменты. Флинт толкнул Полуэльфа локтем.
— Глянь-ка, — проговорил он, указывая рукой.
Кочевники покидали собрание. Они решительно развернулись спиной к выступавшим и выходили из рощи. Речной Ветер с Золотой Луной задержались, но казалось, вот-вот последуют за остальными. Угрюмый варвар сказал что-то жене, однако та медлила, точно разыскивая кого-то в толпе, пока не увидела Таниса.
Жрица Мишакаль посмотрела на него долгим, пристальным взглядом. Полуэльф прочел в ее глазах сожаление. Затем Золотая Луна тоже развернулась, задержавшись лишь на мгновение, и пошла вслед за мужем, уже присоединившимся к соплеменникам.
Теперь уже все собравшиеся наблюдали за уходом варваров. Некоторые кричали: «Скатертью дорожка». Впрочем, многие придерживались иной точки зрения: негоже позволять бывшим соратникам уйти с обидой в сердцах. Элистан пытался что-то сказать, но шум толпы заглушал его слова. Хедерик стоял позади с довольной улыбкой.
Внезапно подошедший алый колдун дернул Таниса за рукав. Полуэльфа обдало запахом сухих розовых лепестков, которые юный волшебник носил в мешочке на ремне и использовал для своих заклинаний. Но даже сладкий цветочный аромат не мог заглушить зловония, вечно исходящего от мага. Розовые лепестки являлись, пожалуй, самым приятным, но далеко
— Что-то происходит, — скороговоркой произнес Рейстлин, глядя куда-то в сторону. — Ты не чувствуешь?
И тотчас, совершенно неожиданно, он предостерегающе шикнул. Тонкие пальцы мага больно стиснули руку Таниса, вонзаясь в его плоть, словно когти.
— Рейст, сейчас не время для… — начал было раздраженный Полуэльф.
— Тише! — Рейстлин вскинул голову, внимательно к чему-то прислушиваясь. — Найдите кендера. Живо! Он мне нужен!
— Нужен? — зазвенел где-то поблизости Тассельхоф, не веря своим острым ушкам. — Извини, — проронил он, намеренно наступая на ногу Флинту. — Дай пройти, я понадобился Рейстлину…
— У тебя самое острое зрение из всех нас, — начал хрипло Рейстлин, хватая кендера. — Посмотри на небо. Скорее! Что ты видишь?
Тас тотчас исполнил все, как было приказано: задрал голову и уставился вверх с таким усердием, что чуть не опрокинулся назад.
— Вижу белое облако, похожее на кролика. Вон там!.. Ты его видишь, Карамон? Вот у него ушки, а вот хвостик…
— Не прикидывайся еще большим олухом, чем ты есть на самом деле! — взревел Рейстлин и так встряхнул несчастного кендера, что у того чуть голова не оторвалась. — Продолжай смотреть!
— Было бы гораздо проще, если бы я знал, что именно должен там увидеть, — смиренно пискнул Тассельхоф.
— От этого колдуна просто мороз по коже, — буркнул в бороду Флинт, обхватив себя руками так, словно пытался согреться.
— Дело не в нем, — возразил Танис. — Теперь я тоже чувствую. Стурм! — позвал он, оглядываясь в поисках рыцаря.
Стурм стоял в тени раскидистого дуба, держась поодаль от прочих, и в особенности от Рейстлина. Стурм, относившийся к своему рыцарскому званию со всей серьезностью и старавшийся ни в чем не отступить от девиза «Моя честь — моя жизнь», знал близнецов с самого детства. И хотя ему всегда нравился Карамон, брат его, напротив, никогда не вызывал ни симпатии, ни доверия. Вероятно, именно из-за своей алой мантии.
— Меня как будто бьет озноб, — подтвердил Светлый Меч.
Толпа испуганно притихла. Люди оглядывались по сторонам, силясь понять причину внезапного ужаса, заставлявшего холодеть кровь, а кожу покрываться мурашками. Варвары остановились и тоже смотрели на небо. Речной Ветер сжал рукоять меча.
— Такое уже было! — вдруг воскликнул пораженный догадкой Танис.
— Кзак Царот… — пробормотал Стурм.
— Там! — завопил Тассельхоф, указывая пальцем направление. — Дракон!
Он летел высоко в небе, на таком расстоянии, с которого огромное чудище представлялось не больше детской игрушки, правда, смертельно опасной игрушки. Пока люди в ужасе таращились в небеса, он сложил крылья и начал снижаться, медленно и лениво кружа в прозрачном воздухе. Утреннее солнце вспыхивало на красной чешуе и просвечивало сквозь тонкие перепонки крыльев. Страх, весьма действенное оружие из того богатого арсенала средств, которым располагали драконы, накрыл собравшихся подобно гигантской волне. То был первобытный ужас, укоренившийся в людских сердцах от начала времен, заставлявший содрогаться саму душу.